Русалки медленно уходили под воду. Они всё так же указывали на меня, но уже ничего не говорили.

Младен, забыв, что собирался плакать, смущённо прикрывал мокрое пятно на штанах.

- Забирайте вашего отпрыска, - я из рук в руки передала мальчишку матери.

Та, кажется, и не заметила пропажи сына — ворковала с харчевником, да покусывала пухлые губёшки. Ну отбежал мальчишка на полверсты от праздника, эка невидаль!

- Чтоб не шлялся, - коротко объяснила она подзатыльник сыну и вернулась к прерванной беседе.

Серый, встретивший нас почти у самого костра (явился, защитничек!), протянул мне кружку с брагой — равноценная замена потной детской ладошке.

Мы уже было отвернулись, но мальчишка снова кинулся ко мне, обхватил за колени (как дотягивался) и горячо зашептал:

- Я никому-никому не скажу, что ты волкодлак! А потом вырасту и на тебе женюсь!

Серый поперхнулся выпивкой. Не то взревновал, не то выразил соболезнования.

- Ты лучше за каждой тощей девкой не бегай, - ухмыльнулась я, - не ровен час, притопит.

- Не буду, - замотал головой Младен, - просто она так весело смеялась, я подумал, поиграть хочет...

И вот тут я обмерла. Потому что русалка не смеялась. Она горько плакала.

[1]Спожинки — это праздник такой. Конец лета, срезание последнего снопа и вязание Велесовой бороды. Ничего не напоминает?

[2]Ну и так понятно, что деверь - это брат мужа.

[3] Ночницы и криксы - ночные демоны, которых хлебом не корми, дай напакостить человеку; а уж ежели ребёнок без оберега или материнского благословения попадётся, счастью их нет предела.

2. Верста вторая. Привал

Ветер ткнулся холодным носом в шею. Месяц выглянул из-за тучек на часть[1] и тут же снова укутался темнотой — засмущался. Мы крались вдоль плетня, опасаясь потревожить ленивых, но чутких псов. Серый приложил палец к губам и потянул воротца на себя.

Дверца протяжно скрипнула. Куцехвостые псы-погодки выскочили из-под крыльца навстречу незваным гостям, но, поймав мой недовольный взгляд, поджали обрубочки и спрятались назад, не проронив ни звука.

Воришки из нас получились бы знатные!

- А ты точно избой не ошибся?

Серый легкомысленно хмыкнул — он не был уверен, что старая Весея не пошутила и не указала страждущему ночлега на первый попавшийся двор.

- Тогда несушку какую в сарае схватим и дёру.

- Ага, явились - не запылились!

Старушка выскочила на крыльцо, видать, стерегла гостей у двери заранее, предпочтя хлебосольство сну. Весея оказалась кругленькой, румяненькой и такой живенькой, словно готовилась покатиться колобком сражать окрестных лис прямо сейчас или, в крайнем случае, после плотного завтрака.

- Ждёшь их тут, ждёшь с самого вечера, маешься, калитки[2] в печи держишь, чтобы не поостыли, а они шляются!

- Извините, - ошалело протянули мы с мужем.

- Куда мне ваши извините?! Марш к столу, пока совсем холодное есть не пришлось!

- Да мы же только с праздника, - заикнулась я.

- И что мне ваш праздник? Нет, ты мне скажи, что мне ваш праздник? Я видела как вы на тех проводах ели? Нет, не видела. А тут вы сядете вечерять как положено, как мне надо. И неча на меня зыркать! На мужа свого вон зыркай, а на меня не надь! Я энтих ваших глазьев страшных повидала на своём веку!

- Что ты ей пообещал? - с суеверным ужасом вопросила я мужа.

- Да по хозяйству помочь... - испуганно протянул оборотень, - кто ж её знал, что она такая заботливая.

- Ага, заботливая. Небось завтра выяснится, что ей по хозяйству срочно нужен новый сарай. Или урожай собрать за день. Весь. Как расплачиваться будем?

- Ну так... Утро вечера мудренее? - Серый и сам уже начал опасаться бойкой старушки.