Из этого анализа непосредственно следует выбор политической позиции: ради природного, естественного – против системы принуждений; с буржуазно-честным сердцем – против аристократически-рафинированной изолганности; с идеей свободного общественного договора – против старых феодальных отношений, основанных на насилии. Новое общество желало стать таким социальным порядком, при котором все – к взаимной выгоде – заключают договор о совместной жизни, проходящей в мире и самоотверженном труде, при этом руководствуясь тем примером, который подает людям Природа, а также взаимной симпатией. Как ни благостны эти призывы к гармонии, а некоторые приверженцы старого режима все же оказались достаточно чутки, чтобы услышать в этой программе мотивы, предвещающие грядущий ад. Консерваторы с ужасающим злорадством наблюдали, как Французская революция вырождается в террор и войны. С той поры ничто, пожалуй, не давало столь обильного материала для создания консервативной картины человека. Сложилось мнение, будто освобожденная от ограничений и предоставленная сама себе человеческая природа в конкретных ее проявлениях – здесь и сейчас – вовсе не предрасполагает к оптимизму и не заслуживает того, чтобы ее рисовали самыми радужными красками. Здесь консервативное мышление подает себя позитивистски: не выдвигая на передний план общие вопросы о взаимосвязях, оно ограничивается констатацией фактов, свидетельствующих, что люди достаточно часто ведут себя эгоистично, обнаруживают склонность к разрушению, проявляют жадность, глупость и стремление идти наперекор обществу. Да, именно по этой причине консерватизм всегда придавал и придает необыкновенную важность феномену преступности – потому что «не заходящее далеко мышление» видит в преступности убийственной силы доказательство, подтверждающее правильность пессимистического взгляда на человека, а такой взгляд, в свою очередь, обеспечивает основания для авторитарной политики, построенной на суровой дисциплине. Если встать на такую точку зрения, то окажется, следовательно, что именно «от природы» существуют преступники, дураки, кляузники, эгоисты и бунтовщики – точно так же, как «от природы» существуют деревья, коровы, короли, законы и звезды. Христианское учение о наследственном первородном грехе здесь связывают воедино с консервативно-пессимистическим пониманием природы. В соответствии с этим учением человек есть ущербное существо уже потому, что появляется на свет из утробы женщины.

Философия Руссо предвидит все эти возможные возражения. Она сознает, что пессимизм надо упредить, показав, что человек становится таким – из-за того, что представляет собой общественное существо. Да, люди действительно ведут себя злобно, алчно, глупо, деструктивно и т. п., и все это – неоспоримые факты; но о сущности человека они еще ничего не говорят и ничего не доказывают. Здесь у Руссо проявляется, быть может, самая важная фигура мышления, которая была свойственна морально-политическому Просвещению, – теория невинной жертвы.

Все те, на кого политический пессимизм указывает в доказательство своей правоты: преступник, сумасшедший, асоциальный тип, – словом, любой безответственный человек – все они от природы были не таковы, какими предстают перед нами сегодня; их сделало такими общество. Далее утверждается, что все они никогда не имели шансов стать такими, каковы они от природы: в то положение, в котором они оказались сейчас, их поставили нужда, социальное угнетение и невежество. Они – жертвы общества.

Такой отпор политическому позитивизму по вопросу о природе человека поначалу был просто сокрушительным. За ним стояло превосходство диалектического мышления над позитивистским. Диалектическое мышление превратило моральные состояния и качества в нечто подвижное – в процессы. Никаких жестоких людей «не существует», есть только их брутализация, процесс их ожесточения; преступности «не существует», есть только криминализация; глупости «не существует», есть только оглупление; «не существует» никакого себялюбия, есть только дрессуры, направленные на формирование эгоизма; «не существует» никаких «безответственных» людей, есть только жертвы целенаправленного формирования безответственности. То, что политический позитивизм принимает за природу, на самом деле оказывается природой искаженной, фальсифицированной – лишением человека всяких шансов.