Так что же она ответит, в конце концов, Иванову? Ирина Семеновна даже приблизительно не знает, кто он такой и почему к ним попал? Может, он серийный убийца или насильник малолетних девочек? И все ее флюиды – это лишь флюиды одинокой женщины, основательно стосковавшейся по мужской ласке. Кто ей сказал, что это обязательно должен быть умный и порядочный человек? Как раз подлецы и умеют лучше других прикидываться добренькими и беззащитными, и она, придумав прекрасного принца, на самом деле взращивает жестокого вурдалака… Как ей быть на самом деле? Может, пока не поздно, прекратить свою подпольную деятельность, и строго выполнять предписания Бабановича? И – будь, что будет… Но – поздно, она это прекрасно понимает. Теперь никакие страшилки о вурдалаках и насильниках ее уже не остановят, увы…

Иван Иванович Огурцов, поставив мотоцикл в гараж и заперев ворота, возвращался домой, когда распахнулись створки окна и Матрена Ивановна, держа черную трубку телефона, энергично помахала ему. Должно было случиться что-то особенное, чтобы его Матрешка, как звал Иван Иванович свою жену лишь наедине и в самые сокровенные минуты, торопила его к телефону. Никаких срочных дел она не признавала и не любила, и как могла – уберегала от них своего мужа. За многие годы совместной жизни она давно уже поняла, что иных дел, кроме как срочных, у участкового не бывает по определению, а потому и относилась к ним соответственно.

– Иду! – махнул жене Иван Иванович и поспешно пошагал в свой подъезд.

– Михалыч, – протягивая трубку, чуть ли не торжественно сообщила Матрена Ивановна, и Огурцов окончательно утвердился в том, что случилась беда.

– Слушаю тебя, Михалыч! – громко прокричал он в трубку, поскольку его сразу же оглушил невероятный шум и треск, свойственный отечественной радиосвязи.

– Беда, Иван Иванович! – ответно прокричал Михалыч, и даже сквозь этот невообразимый шум было слышно глубокое отчаяние в его голосе.

– Что случилось? – Иван Иванович внутренне собрался, готовый к самой неприятной новости, но то, что услышал, превзошло все его ожидания.

– У нас человека убили, – чуть не плача, кричал Михалыч.

– Где? – опешил Огурцов, почему-то сразу вспомнив про бродячих туристов. – Кто убил и кого?

– Да на охоте же, Иван Иванович, будь она неладна!

Пару раз такие случаи в практике Огурцова бывали. Не случайно же говорят, что один раз в год и палка стреляет. А тут приедут городские толстосумы на охоту, расслабятся и, как правило, очень хорошо расслабятся, и начинают с оружием баловать: то по бутылкам стреляют, то по сорокам, а там, глядишь, и своего товарища ухлопали. По дурости, случайно, но убили же человека, жизни лишили, и отвечать за это им всерьез приходится. Вот и сейчас Иван Иванович решил, что, скорее всего – случился на охоте очередной сураз, и зря Михалыч так убивается, а по голосу хорошо слышно, что убивается, слезами горю не поможешь…

– Это твои охотники из города, что ли? – строго спросил Огурцов. – Что с лицензией на лося приехали?

– Они самые, – тяжело вздохнул Михалыч. – Да убил-то… Николка…

– Что-о?! – не поверил тому, что услышал, Иван Иванович. – Плохо слышно тебя, Михалыч… Повтори!

– Николка, говорю, человека зарезал! – прокричал Михалыч и тяжело задышал в трубку.

– Как – Николка! Ты что такое говоришь, Михалыч? Как мог твой Николка человека убить? – решительно отказался поверить тому, что говорит старый охотовед, участковый инспектор Огурцов.

– Да вот так, Иван Иванович… Зарезал человека и вся недолга, – чуть не плача, кричал Михалыч. – Да ты приезжай скорее, здесь, на месте, сам разберешься… А то у меня руки-ноги, сам понимаешь, ходуном ходят от таких дел…