– Нормально, – удивленно взглянула на него старшая медсестра. – Валентину Свинцову и Анастасию Кабышеву из четвертой палаты по вашему распоряжению готовим на выписку… Морозова уже перевели из третьей палаты во вторую, усилили контроль за соблюдением распорядка дня и режима питания…

– Хорошо, – движением руки Бабанович остановил служебный отчет Ирины Семеновны. – В ближайшем будущем нам надо будет продумать эвакуацию больных из второго корпуса. Видимо, придется уплотнить палаты в первом и временно занять комнату отдыха, ну и самых легких разместим в коридорах… А что делать? – Бабанович развел руки. – Ничего, потерпят… Возражающих и наиболее легких – переведем на дневной стационар.

– А что будет во втором корпусе? – удивленно вскинула тонкие брови Ирина Семеновна.

– Ремонт, – коротко ответил Бабанович, исподлобья глядя на старшую медсестру.

– Как! – не сдержала радостного порыва Ирина Семеновна. – Нам дали финансирование?

– Дали, – слегка крякнул от удовольствия Михаил Борисович, до предела довольный реакцией Ирины Семеновны. – В декабре и начнем ремонт… Подрядчики у меня есть, сидят без работы, так что с этой стороны – никаких проблем.

– Вот здорово! – Ирина Семеновна даже раскраснелась от волнения. – Мне кажется весной, когда начнет таять снег, перекрытия над вторым корпусом точно не выдержат… Там и так уже штукатурка с потолка на кровати сыпется… А в первой палате в углу все инеем покрылось и позеленело. Видимо, грибок.

– Кстати, вы Мурадова из этого угла перевели? – нахмурился Михаил Борисович, давший распоряжение об эвакуации больного.

– Конечно, перевели, – даже обиделась Ирина Семеновна. – Сразу после обхода…

– Вот и хорошо, очень хорошо, – Бабанович вновь уставился прямо в глаза Ирины Семеновны. – А теперь расскажите мне, Ирина Семеновна, как проходит реабилитационный курс Иванов из первого бокса?

– Иванов? – побледнев, переспросила Ирина Семеновна. – А… как он может проходить?

– Именно это я и хочу услышать от вас. И давайте – начистоту. – Михаил Борисович слегка усмехнулся. – А иначе у нас разговора не получится, и мне придется сделать соответствующие выводы…

На выпускном вечере Лера Осломовская, что называется, блистала. На ней было великолепное платье цвета берлинской лазури из натурального шелка с открытыми плечами и неровным, как бы изодранным на лоскуты, подолом. Белую шею Леры украшала длинная нитка морского жемчуга. В перламутровых босоножках на высокой платформе, с маленькими синими цветочками в шикарных волосах, падающих тяжелыми локонами на плечи, Осломовская была ослепительно хороша. Подруги млели от зависти, учителя тяжело вздыхали, мальчишки, почему-то все как один со слегка наметившимися усиками, стеснялись, неловко чувствуя себя рядом с Лерой. И лишь она одна, казалось, ничего не замечала, даже той странной особенности, что выглядела среди одноклассников значительно старше и опытнее. Посторонний наблюдатель с небольшой натяжкой вполне мог бы принять ее за молоденькую учительницу старших классов. Было ли это следствием совершенно взрослого уже, дорогого наряда или же сказались на облике Леры бесконечные конкурсы красоты, фотосессии и интервью, в которых она принимала участие и с завидным постоянством побеждала, трудно сказать. Одно не подлежало сомнению – Лера Осломовская, всегда и во всем, кроме непосредственной учебы, чувствовавшая себя лидером, и на выпускном вечере оставалась им. Воспринимала свои победы Осломовская довольно спокойно, без выпендрежа, как данность. Но и умела поставить на место того, кто при ней вдруг забывал о присутствии Королевы. Первые места в городском, краевом и российском конкурсах укрепили в ней чувство собственного достоинства и превосходства над другими. С самого раннего детства уверенная в себе, в своей исключительности и неотразимой красоте, теперь она получила более чем красноречивые подтверждения этому, выразившиеся в солидной коллекции корон, дипломов и призов. При этом Лера каким-то чудом не теряла головы. У нее хватало ума, а вернее будет сказать – женской интуиции, довольно спокойно относиться к своим успехам. Она никогда не позволяла, например, унижать подруг своими победами. И если кто-то, слишком льстивый и, может быть, расчетливый, начинал при посторонних азартно, взахлеб живописать ее несомненные достоинства, Лера Осломовская прерывала такого краснобая совершенно просто и определенно: