Недолго думая, Ахель сунул уже чистый и сухой череп в карман, чтобы никто не выкрал важную находку, и прислушался. Стук повторился громче и словно бы ещё злее. Ахель погасил керосиновую лампу и взял со стены двустволку. Сначала он хотел крикнуть: «Кто там?!» – но затаился, стоя напротив двери. Пусть думают, что никого нет. Сельские жители не станут ломать дверь без крайне веской причины, так ведь? То, что он не ловил рыбу несколько дней, веской причиной, по мнению Ахеля, не являлось.

В следующую секунду дверь с хрустом вылетела из петель.

– И ты тут? – послышался гневный голос сельчанина, выломавшего дверь. Затем он заметил ружьё в руках Ахеля, и его гнев невольно поутих. – Да ладно тебе, ладно, – уже спокойнее проговорил сельчанин и на всякий случай приподнял руки кверху, показывая, что они пусты. – Ружьё-то убери. Сумасшедший, честное слово! – сказал он несколько тише.

– Они пришли, да? – поинтересовался Ахель, в шоке от нежданного визита человека, которого он знал лишь очень отдалённо, замечая его на скучных общих собраниях.

– Кто «они»? – удивился пришедший. – Я пришёл один. Зачем же посылать много людей? Да опусти ты ружьё, я же свой.

Ахель успокоился. Всё-таки перед ним стоял человек, а не тайное порождение природы. Череп в кармане словно налился тяжестью.

– Свой-то ты, может, и свой, а дверь выломал, – отметил он. Держать ружьё поднятым смысла особенно не было. Поставив двустволку на предохранитель, Ахель прислонил её к стене. – Что тебе от меня нужно? Зачем дверь выломал?

– Ты меня очень разозлил, – гораздо смелее сказал незваный гость и без разрешения приблизился к Ахелю на несколько шагов. – Староста возмущён. Ты несколько дней не приходишь ловить рыбу. Твои килограммы приходится добирать другим рыболовам и, соответственно, меньше оставлять себе в качестве прибыли. Это всех раздражает. Я стучу, а ты не отзываешься. Вот я и выломал дверь.

От таких грубых мыслей и порядков Ахеля вновь передёрнуло. «Навязывают заниматься ненавистным делом!» – с горечью подумал он. Как всегда в таких случаях, внутри вскипела бессильная злоба. Предпочитая кулачным боям словесные дуэли, потому что они гуманнее, ведь если и оставляют травмы, то только в виде прикушенного языка, Ахель решил поспорить с чужаком. К тому же драться без слов могут и животные.

– А дверь кто чинить будет?! – возмущённо спросил он.

– Сам и починишь. Не будешь же ты просить об одолжении комитет селения. Они тебя отправят назад за твои долги.

– То есть можно делать со мной всё что угодно, по-твоему, а?

– Выходит, что так. Так и Гарп говорил.

– Я очень рад, – процедил Ахель, придавая слову «рад» столько сарказма, сколько вообще было возможно вставить в оптимистичное слово «рад», – что эталоном нравственности и культуры является мнение Гарпа, но всё же: оглянись вокруг!

– Да чего я тут не видел, – ухмыльнулся сельчанин.

– Как тебя хоть звать? – решил спросить Ахель, потому что ему было легче говорить с человеком, зная его по имени.

Возможно, древние мудрецы считали знание имени способом власти над человеком, потому что это здорово облегчало бы жизнь. Запомнить имя – что может быть проще. Сколько же радости можно получить, если поверить в то, что человек будет подчиняться тебе, если ты будешь всего лишь знать его истинное имя! Это такой соблазн, что трудно в это не поверить. А ведь имя – это не так важно. Все люди – это то, кто они есть, а не живые имена во плоти.

– Зови меня Талл, – снисходительно ответил обладатель имени.

– Так вот, Талл, взгляни: мы живём в селении, окружённом полями тумана, обеззараживающего тонны и тонны мусора, выделяемого в городах. Города же чисты. Всюду двигатели на пару, всюду крутятся шестерёнки и этим поддерживают жизнь в городе. Пар там очень красив. На руках у людей дорогие перчатки из искусно выделанной кожи. Они летают на дирижаблях и смотрят на красоты города и на омерзительные туманные поля. Вот как всё прекрасно. И если здесь, в этом полузабытом селении, ничего этого нет, а жизнь течёт так, как она текла три века назад, – это не значит, что дураки вроде Гарпа должны быть авторитетами. Авторитеты не живут в таких гнилостных ямах, как наше селение.