Еще наладилась белёная хевра каждую неделю ездить в уездный город Смальцо28, к любимым родителям.

– МилАй, я должна навестить маму.

– Конечно, я же понимаю, – покорно соглашался лысый лопух. – Родители это святое. Джек привез из Лондона веселый танец шейк, – начинал нудно петь он.

Нанимала кого-нибудь из деревенских, имеющих машину, доехать до райцентра, если заботливый супруг довезти не мог. А уже оттуда, нагруженная как двугорбый верблюд на Великом шелковом пути, электричкой везла накопленное за неделю добро родителям – персональным пенсионерам.

Возвращаясь от заботливых родителей, предприимчивая доченька с новой силой развивала бурную деятельность по личному обогащению. К примеру, привозила и продавала в деревне, явно краденные, вещи, которые ей сбывали шалавоватые подруги детства. Наладила массовую продажу заячьих шапок. Когда я учился в институте, то такую шапку носил пресловутый продажный футбольный судья Артемка29. Один в один шапка такая у него была! Может быть, тоже в свое время у нашей мачехи прикупил. Даже не знаю, откуда она шапки брала, врать не буду. Ещё новоявленная бизнесвумен занималась перепродажей туалетной бумаги. Тогда в Добровке ее не было в магазинах, а эта прощелыга из города привозила и перепродавала втридорога местному населению, которое озаренное светом «Прожектора перестройки» только начинало приобщаться к «демократическим» и «общечеловеческим ценностям». Еще обычно приволакивала несколько бутылок ликера «Амаретто» – для личного потребления.

– Ликер – благородный напиток, – говорила, хватанув перед едой стакан. – Богемное пойло.

– Это да, милая, – провожал папенька жадным взглядом руку любимой женщины.

– Налей и себе, – великодушно разрешала она. – Ты же не совсем быдлан.

Довольный супруг хватал граненый стакан и всклень набухивал ликером.

– Твое здоровье, – не пролив ни капли салютовал поднятым стаканом Наташе и одним плавным движением вливал эту бормотуху в рот. – Как говорится у ляхов, пронзит30!

Счастливые великовозрастные молодожены во главе с пьяным дедом – полуагрономом понабрали в совхозе картофельных и свекольных наделов. Была тогда такая практика в сельском хозяйстве. Берешь в совхозе в обработку картофель и/или свеклу кормовую или бахчевую культуру какую-нибудь и в течение лета обрабатываешь: окучиваешь, пропалываешь и так далее. Потом убираешь взятый надел и сдаешь собранный урожай в совхоз. Часть урожая забираешь в натуральном выражении, а часть, после реализации совхозом урожая, получаешь наличными деньгами.

– Ты должен помогать семье, а не сидеть у нас на шее! – шпыняла меня Наташа.

– А я сижу?

– Еще как сидишь! Сел и ножки свесил. Живешь как приживала за наш счет. Ни копейки денег не приносишь в семью.

– Можно подумать, тетя Наташа, что вы хоть копейку приносите!

– Не пререкайся, козлина драный! Тяпку в зубы и в поле, иначе жрать не получишь, пейзанин сраный!

– А повежливее можно?

– Потявкай мне еще, шакаленок! Совсем страх потеряли, навозники! Жалко «бывшая» вас не успела угробить.

– Вам-то она что плохое сделала?

– А то и сделала, что вас не прибила! Уйди с глаз моих долой!

Вот и приходилось всё лето десятками гектаров полоть картофельные и свекольные поля, пока вшивый самоназначенный истеблишмент с племянниками и часто приезжавшими двоюродными братьями «расслаблялся». Когда полол свеклу за кладбищем, на котором в детстве познакомился с кинобудчиком Вовой Клопиком31, то от деревни вопли «культурно отдыхающих», возомнивших себя интеллектуальной и финансовой элитой нашего общества, вполне отчетливо доносились до меня, все эти Богомерзкие попсо-голошения их.