– Ах, леди Булмер, леди Булмер! Моя праведная свояченица! – Его тонкие губы растянулись в улыбке. – А вы знаете, что Маргарет не имела права так называться? Она ведь не была замужем за Булмером.

Я моргнула от неожиданности:

– Это неправда.

Герцог переглянулся с сэром Уильямом, который теперь в сопровождении жены подошел к нам.

– Хотите сказать, что я вам лгу? – В его голосе впервые послышалась угрожающая нотка.

– Нет, что вы, ваша светлость, – ответила я и прикусила губу.

– Настоящий муж этой дамы – Уильям Чейн, брак с которым я устроил для нее десять лет назад. Он был еще жив, когда Маргарет сбежала на Север к Булмеру. Вы этого не знали?

– Но господин Чейн умер, – не сдавалась я.

– Он заболел и умер от сифилиса в апреле тысяча пятьсот тридцать пятого, этот никчемный развратник. Но факт остается фактом: Чейн являлся законным мужем Маргарет и был жив в тысяча пятьсот тридцать четвертом году, когда она поселилась у сэра Джона Булмера. У этого злокозненного бунтовщика. Между прочим, мои люди так и не нашли никаких документальных свидетельств ее второго брака.

– Я уверена, такие документы существуют, – сказала я, стараясь изо всех сил говорить почтительно.

– Что ж, возможно, они и обвенчались после смерти Чейна, но к этому времени она уже родила Булмеру сына. – Он дождался, когда его слова дойдут до меня. – Вы, кажется, совершенно не осведомлены о развратном поведении вашей кузины? Вы ведь тогда всё еще жили в Стаффордском замке? Еще не успели принести обет в Дартфордском монастыре?

Я отрицательно покачала головой.

– Значит, насколько я понимаю, вам неизвестны подробности последних лет жизни Маргарет. Вы никак не могли быть ее близкой подругой. И тем не менее, как мне сообщают, вы самовольно, не получив разрешения настоятельницы, оставили Доминиканский орден, добрались до Лондона и устроили целое представление во время ее казни. Вы оба – вы и ваш отец – вмешались в действия властей, осуществляющих королевское правосудие, что является преступлением.

– Я считала это своим долгом, ваша светлость.

– Но почему, госпожа Стаффорд? – спросил он, возвысив голос. – С какой стати вы вдруг сочли это своим долгом?

Я не находила слов. Бесполезно объяснять этому вельможе, этому суровому полководцу, сколь важна была для меня жертва, которую я хотела принести Маргарет. Он все равно никогда не сможет меня понять.

– А ваш отец? – настаивал герцог. – Почему он считал это своим долгом?

– Я не знаю, – заикаясь, произнесла я. – Мы не видели друг друга перед… перед сожжением. Вернее, и после казни Маргарет я тоже не успела с ним поговорить. И очень удивилась, увидев отца на Смитфилде. А он, в свою очередь, никак не ожидал встретить там меня.

Герцог подался вперед на своем стуле, его рука так сжимала кнут, что костяшки пальцев побелели.

– Ваш отец чуть не подорвал себя порохом. На кой черт ему понадобилось делать это ради выблядка его казненного брата? – Я поморщилась, услышав грязное слово. – Но если не отец приказал вам явиться на Смитфилд, то тогда кто?

– Никто, ваша светлость.

– А разве у вас не бывает видений, которыми вы руководствуетесь? – Герцог кинул взгляд на жену Кингстона. Она, вероятно, немедленно передала подробности нашего с ней разговора сэру Уильяму, как меня и предупреждала Бесс.

– Я приняла это решение благодаря молитве, но никаких видений свыше у меня не бывает.

Герцог покачал головой:

– Лично мне, как, впрочем, и всем остальным, это представляется полнейшей бессмыслицей. Если только ваши действия не имели другой цели – политической. Вы с вашим отцом пытались придать казни определенную окраску, возбудить недовольство присутствовавших. Так?