– Как посмел ты впутать меня в такое бесчестие! – кричал Василий, которого теперь с трудом сдерживали его братья.

– Или так, или нам пришёл бы конец, – отвечал Потамий, – их было больше, и рано или поздно они бы так извели нас. Я претворился, что я на их стороне, и уничтожил твоих врагов. И вот твоя благодарность?

– Благодарность за что, за бесчестие?

– За победу! А ты думаешь, как мой отец стал таким влиятельным? Страх и такое же кровопролитие. Пусть же теперь дрожит каждый раз, когда видит рядом с собой шутов. Мы должны стать ещё страшнее. Ты давно перешёл дорогу Чуриле, и если думаешь, что он простит тебе это, Вася, то ты глупец. Стоит нам дать слабину, и он уничтожит всех нас.

Ничего не сказал в ответ ему Василий, а лишь раздосадованный ушёл прочь. Он позаботился о том, чтобы с семьями убитых обошлись как можно более милосердно. Многим из них Василий даже из общей казны выплатил виру, чем вызвал всеобщее возмущение братства. А позже всех возмутил новый поступок Василия. Всех особо приближённых к себе братьев он вдруг взялся учить грамоте и игре на гуслях. В помощь себе для этого он использовал христиан из Неревского конца, которым щедро заплатил за работу. Людинский народец, как мог, сопротивлялся, но, зная крутой нрав старшины, вынужден был часами просиживать над книгами или за струнами. И всё же, в устройстве братства это тогда мало что изменило. По-прежнему здесь богатые откупались данью от участия в сражениях, а беднота, освобождённая от взносов, сражалась и проливала свою кровь. Братство Василия понемногу из ополчения превращалось в наёмное войско богатейших членов братства, что делало его с одной стороны очень привлекательным, но, с другой стороны, мешало замыслам сына Буслая и оспаривало его власть. Дурная слава о юном старшине распространялась вместе со славой хорошей. Одни говорили о зверствах, которые творила молодёжь под масками шутов, другие говорили о знатности и благородстве старшины, который хотел всех в братстве сделать равными, то есть устроить своё ополчение так же, как была уже устроена новгородская княжеская дружина. Это сильно отличало его братство от других братчин, в том числе и от братчины Чурилы, где всё было основано на беспрекословном подчинении вождю и его ближайшему окружению, и попасть в которую можно было только благодаря своим родственным связям.

Но Василий сам поддерживал в народе не только хорошую, но и дурную славу о себе, наводя на всех страх. Так, однажды у старшины появился знатный вороной конь, на котором он принялся разъезжать по Людину концу. Все завидовали его коню, и тут же пошли толки о том, откуда взялся этот скакун. Выяснилось, что конь тот принадлежал одному купцу из Славенского конца. Время от времени Василий напивался со своими братьями и в шутовском облачении, прославляя Симаргла, отправлялся в лес. Здесь они превращались в настоящих разбойников и дебоширов. Если они натыкались на какую-то разбойничью шайку, тот уничтожали её на месте, если сталкивались с диким зверем, то устраивали охоту, а если натыкались на купца, то, если он был не из их братства, начинали грабить. Всё не отбирали, но забирали то, что хотели, особенно тщательно выискивали золото. Так однажды Василию и понравился конь купца из Славенского конца. Когда купец и всё его сопровождение были уже обезоружены, Василий повёл за собой коня.

– Та за это, ответишь, пёс, – прорычал купец, – этого коня мы везём в подарок самому боярину Угоняю. Он с тебя живо шкуру спустит.

– Передай боярину Угоняю, – молвил в ответ Василий, – что сын невинно убиенного Буслая забрал виру за павшего отца.