– Мне нечего скрывать, Маршал – дребезжащим голосом произнёс Анатас.

Подозвав к себе стражников, Маршал отдал приказ разобрать пол.

Стоило приподнять первую доску, как Анатас расширенными глазами с большим напряжением смотрел на то, что так тщательно скрывал от посторонних глаз.

Под досками была вырыта небольшая яма, где была спрятана книга с ветхими страницами. Маршал протянул открытую ладонь, после чего один из рыцарей, что разбирал пол, подобрал книгу и положил её на ладонь Октавиана. Увидев нарисованные на обложке три шестёрки, а также несколько жутких сатанинских рисунков и символов на страницах, Октавиан изобразил ненависть и презрение, когда обратился к Анатасу:

– Ах ты, лживая скотина! – Приблизившись ещё на пару метров, Маршал продолжил – Никакого монастыря нет! – Затем, ткнув пальцем в лицо, добавил – Я позабочусь, чтобы тебя сожгли на центральной площади на глазах у всего Цертоса, а твою морду забросали яйцами.

Далее последовал приказ Маршала Октавиана:

– Схватить!

Только стражники сдвинулись с места, как Анатас паникующими движениями ухватился за ковш, опустил его в котёл и плеснул жидкость в лицо одного из рыцарей. Лик воина начал обгорать, словно после кислоты. Жидкость моментально разъедала его губы так, что первое, что можно было увидеть – зубы с оголённой нижней челюстью. Глаза были напрочь выжжены, и теперь на их мете в орбитах предстали тёмные круги, уводившие куда-то в мозг. Язык был прожжён настолько, что превратился в кровавую жижу, покинувшую полость рта через отверстие, образованное в нижней челюсти. Жидкость окончательно разъела дёсны, и зубы посыпались на пол, покрытый многолетней пылью. Картина предстала ужасающая. На то, чтобы рыцарь целиком утратил свой лик, ушло не больше пяти секунд. В невыносимых муках он испытал на себе, как скоротечное мгновение способно обретать целую вечность. Казалось, будто стражник прощается не только с жизнью, но и с душой, покидавшей его плоть в сопровождении искажённых воплей, которые становились всё менее отчётливыми, пока не оборвались совсем из-за утраченных губ и языка.

Следующая попытка Анатаса пролить на пол весь котёл была провалена. Воины в стальных доспехах успели схватить его за руки и вывести из хижины, держа за запястья и волоча по полу.

Наблюдая за тем, как королевская стража вытаскивала подозрительного жителя замка из хижины, заинтригованный кузнец Галлиен громко выкрикнул, указывая пальцем:

– Жена мясника говорила правду! Это слуга самого дьявола!

В порыве гнева Маршал вынул кинжал из-за пояса и, едва ли ни бегом, устремился к Галлиену. Приставив клинок к горлу, Октавиан угрожающе прошептал:

– Ты что себе позволяешь, скотина. Хочешь панику посеять? Или может мне отрезать твой вонючий язык?! Тогда тебе не придётся следить за словами.

– Что прикажете делать дальше? – обратился к Маршалу один из стражников.

– Везите его в тюрьму. Пусть сидит там до моего прибытия.

Прихватив с собой книгу, Маршал сел на лошадь. Только Октавиан забрался на своего верного скакуна, как на пороге хижины его внимание привлёк кот. В нём Октавиан увидел взгляд человека, которого минутой раньше отправил в сырую темницу. Во взгляде кота было что-то, терзающее разум Маршала. Октавиан не мог спокойно смотреть на животное. Он приподнял губы и сдвинул брови, выдавая тревогу внутри. Через несколько мгновений кот поднял хвост, его шерсть взъерошилась, пасть раскрылась, и раздался громкий визг, будто перед ним находился разъярённый пёс. Маршалу Октавиану приходилось видеть много угрожающих взглядов, но этот был настолько тяжёлый, что все предыдущие меркли по сравнению с ним.