Как посадили в салон повредившегося умом товарища, так и не заметил. Самолет, загудев винтами, вырулил к началу взлетно-посадочной полосы и после короткого разбега растворился в темноте полярной ночи.

Доктор встретил нас очень приветливо:

– Проходите, располагайтесь! Хорошо, что приехали, веселее будет! Сейчас вам подарю по сувениру в знак дружбы. Держите, сам делал!

Он торжественно вручил каждому по фарфоровой кружке. На ней был выгравирован силуэт белого медведя и надпись «Северный полюс – 28».

– Интересно, а чем так можно было написать?

– А вот! – Доктор показал медицинский бур для сверления зубов. – Пока ни разу не пригодился, чего добру пропадать?

– Ну, а если понадобится?

– Так он еще острый! Ничего с ним не случилось!

Домики, в которых живут на дрейфующих станциях, достаточно легкое сооружение из нескольких слоев фанеры с пенопластом внутри для утепления стен. Такая отработанная годами конструкция позволяет, если вблизи появилась трещина во льду, быстро оттащить мобильное жилище трактором на безопасное расстояние. Помещение отапливается с помощью печек-капельниц. Это железный ящик, внутри которого пламя поддерживается постоянно падающими каплями топлива. Запахом солярки пропитываются все вещи, одежда, постельное белье, но, самое интересное, через пару недель его уже не замечаешь.

Петя занял место в соседнем отсеке, которое освободил отправленный домой. Мы расположились в одной комнате с доктором: я внизу на раскладушке, доктор посередине, а Алеша на верхней полке нар под потолком. Ночью на полу подо мной образовывался лед, а брат мучился от африканской жары. Первые несколько суток мы попеременно вставали, я крутил регулятор капельницы в одну сторону, брат в другую, но потом плюнули и привыкли.

Из домика выходили по нужде, в кают-компанию на завтрак, обед и ужин, а также на съемки. Обо всех передвижениях полагалось сообщать дежурному по станции. Теоретически не исключалась встреча с белым медведем, поэтому для безопасности были две полярные лайки. Собираясь на улицу, вешали на плечо ружье.

Перед поездкой я совершил большую ошибку – подарил Пете книгу о белых медведях. Он изучил ее от корки до корки и постоянно цитировал, особенно те разделы, где описывались размеры животного, длина его когтей и зубов, расстояние, которое может преодолеть медведь за один прыжок. Прежде чем выйти наружу, Петя долго стоял, прислушиваясь, в тамбуре и осматривал окрестности через узкую дверную щель.

Потянулись однообразные дни зимовки. Солнце скрылось за горизонтом еще в конце осени. Темноту полярной ночи лишь иногда расцвечивали всполохи северного сияния. Помимо съемок было много ежедневной работы: дежурили по станции, помогали убираться и мыть посуду на кухне, поддерживали состояние взлетно-посадочной полосы. Для этого черпали ведрами океанскую воду из-подо льда и заливали замерзать в постоянно возникающие неровности и ямы.

По вечерам играли в кают-компании в самые простые настольные игры, смотрели кинофильмы. Разнообразие вносило лишь посещение бани и редкие сеансы связи с домом. Интернета в те времена не было, поэтому, чтобы поговорить с дрейфующей станцией, родные полярников приходили в Институт Арктики и Антарктики, где устраивался радиообмен. Общаться в присутствии посторонних было не совсем удобно, поэтому диалог был у всех одинаковый: «Люблю! Скучаю! Всем привет! Целую!»

Монотонный, однообразный ритм жизни в ограниченном коллективе всегда был тяжелым испытанием для психического здоровья. История знает массу примеров, когда люди, не выдержав, срывались. Помню, отец рассказывал случай из первой антарктической экспедиции. Тогда оставили на зимовку внутри континента четверых полярников: начальника станции «Пионерская» метеоролога Гусева, гляциолога Долгушина, были еще радист и тракторист, но они не принимали участия в конфликте. А он разгорелся из-за того, что в ежедневных сводках один в основном сообщал полученные им метеоданные, а исследованиям другого уделял мало внимания. Это был повод, а основная причина, по их обоюдному признанию, была в том, что «просто надоели друг другу».