Он часто нарушал правила, это получалось как-то само собой. К примеру, даже в свою первую же поездку на первом же перекрестке его полностью обезналичил наглый и жадный гаишник.
– Денег на вас не напасешься, – тихо выругался Колесов тогда, втихаря засовывая последний стольник в загребущую лапу постового.
«Пятерку» потом у него угнали. Через месяц нашли, но восстановлению она уже не подлежала. Злоумышленников поймали и позднее посадили, те поначалу выплачивали понемногу, но перестроечная инфляция бессовестно сожрала все деньги.
Небольшое отступление
Тем временем…
Когда он заходил в рюмочную с ласковым названием «Ветерок», местные алкаши, все, как один, замолкали, испуганно уставившись на него.
Завсегдатаи окрестили эту забегаловку «тюрягой», так как расположена она была на той же улице, что и СИЗО номер один. Кстати, улица носила очень любопытное название – Свободы. Тюрьма не входила в число достопримечательностей Демидова: обычное серое здание с маленькими, глубокими окнами и высоким забором, которое все порядочные граждане обходили стороной.
Он молча выпивал свою норму водки и также молча, ни на кого не глядя, уходил. Затем продавщица этого питейного заведения выбрасывала на помойку посуду, из которой тот пил, и тщательно вымывала стол и стул, на котором тот сидел.
Из завсегдатаев никто не знал, как его звали на самом деле, паспорт его, естественно, никто не видел. Его, кстати, у него тогда и не было.
А как они узнали, что он – мрачный представитель самой «человеколюбивой» профессии? Никому это не ведомо. Сказал, наверное, кто-то из тех вертухаев и цириков, кто служил в этом демидовском застенке.
Когда-то он ждал в одиночке около года смертного приговора за двойное убийство с изнасилованием, совершенным с особой жестокостью и в извращенной форме. Тогда неожиданно в тюрьме умер штатный мастер заплечных дел, сотрудник соответствующего учреждения, и некому стало приводить приговоры в исполнение. С ним очень серьезно поговорили очень серьезные люди из того самого очень серьезного учреждения, о котором лучше не знать. И он был единственный, кто согласился.
И заменили ему приговор на службу палачом. С него сняли обвинение, слегка изменили имя и фамилию: был Леонтий, стал Леонидом. Был Ломакин, стал Ламакин. А вот отчество менять не стали, оно у него было соответствующее, в самую тему – Палыч. Присвоили палачу Палычу звание прапорщика и выделили ведомственную однушку на пятом этаже двухподъездной «хрущобы» на улице Свободы. В самом ее конце, что у оврага, недалеко от старого кладбища.
Он и жил там один. Жены и детей у него не было, но к нему приходила иногда одна женщина. Очевидно, за тем, чтобы приготовить пожрать-попить, ну и, наверное, оказать, женские услуги: мужик он был молодой и делал с ней все, что хотел. Эта подстилка состояла на службе в местном управлении того же самого серьезного учреждения в качестве добровольного агента и была к нему приставлена за тем, чтобы приглядывать за его поведением. Чтобы этот мерзкий душегуб не ударился в бега, например, не грохнул кого-то, не изнасиловал. Короче, чтоб не взялся на радостях за старое.
Однажды он спросил ее:
– А как ты стала проституткой?
Ответ удивил даже его.
– Повезло, – ответила стукачка.
Хотя, если кому и повезло, то только ему.
С ним не здоровались и плевали ему вслед. Он и раньше-то был нелюдим, замкнут, избегал любого общества. А после сидения в одиночке так вообще чуть не подвинулся умом, стал еще более злым и замкнутым. Сначала он поседел. А потом и вообще стал лысым, как колено: из всех волос на его голове самыми длинными были брови.