– Вставай на колени, хозяйство клади на чурбан. Живо!

– Да вы чего? – бледнея, простонал Гриша. – Мужики, да хорош, а? Пошутили, и ладно.

Но мужики, как выяснилось, не шутили. Один из них взял с полки дубину, усеянную железными шипами, и предупредил:

– Или делай то, что сказали, или я тебе башку разобью.

Тут Гриша понял, что и это не шутка. Костолом не бравировал и не бросал на ветер пустые угрозы. Он не угрожал, он предупреждал. Ничто не помешает ему разбить холопу голову, и ничего ему за это не будет.

Трясясь крупной дрожью, Гриша опустился на колени и положил на плаху свое мужское достоинство. Тот факт, что это все же не совсем его достоинство, а достоинство его зеркального двойника, мало утешил Гришу. Как бы то ни было, но все замечательные ощущения придется пережить именно ему. Садист сделал замах, кожаный ремень свистнул в воздухе, после чего у Гриши потемнело в глазах, и он повалился на пол, зайдясь истошным криком.

Обед он пропустил по понятным причинам, и когда смог встать на ноги, был отправлен на новое место работы – облагораживать дорогу, ведущую к имению. Чуть живого Гришу привел к дороге один из надзирателей и перепоручил новому напарнику – крепышу Спиридону. Их задача заключалась в том, чтобы брать сваленные кучей большие камни, таскать их к дороге и выкладывать вдоль обочины, дабы было красиво. Спиридон – тощий хромоногий мужик неопределенного возраста, сгорбленный, весь покрытый синяками и ссадинами, схватил камень весом в три пуда, не меньше, и, хрипя от натуги, потащил его к дороге. Гриша, как только надзиратель удалился, присел на обочину и, приспустив штаны, осмотрел свое хозяйство. Хозяйству досталось. Оно опухло, посинело и жутко болело, но Гриша радовался уже тому обстоятельству, что все вроде бы осталось на месте.

Дотащив камень и водрузив его на место, Спиридон, пошатываясь, подошел к Грише и сказал:

– Негоже сиднем сидеть. Бог накажет.

– Пошел ты! – со слезами на глазах простонал Гриша. Ему и сидеть-то было больно, а тут надлежало таскать огромные камни.

– Святой старец Маврикий молвил, что не работать на барина грех великий, – просветил Гришу Спиридон.

Гриша с ненависть покосился на очередного Тита. Тупость окружающих начала его утомлять. Грише впервые в жизни захотелось пообщаться с умным человеком.

– Слышь, ты, Спиридон – штопаный пардон. Что ты доебался? Если хочешь – иди и работай.

– А ты как же?

– А я посижу и отдохну.

Спиридон быстро замотал головой, прямо как осел, и скороговоркой забормотал:

– Да разве ж так можно? Аль креста на тебе нет? Как же это – сидеть? Как на барина не работать? Нет, нельзя так. Пойду, расскажу все.

И, в самом деле, мужик навострил лыжи в сторону бараков, намереваясь сдать надзирателям своего ленивого напарника. Гриша, превозмогая боль, поднялся на ноги, и с отвращением крикнул:

– Ладно, ладно, пошутил я. Пойдем, поработаем, блин по-нашему, по-христиански.

Сказать по правде, по-христиански работал один Спиридон. Гриша выбирал камни полегче, носил их медленно и долго отдыхал между рейсами. Что касается Спиридона, то мужик буквально загонял себя в могилу. Он хватал огромные валуны, и, надрываясь, почти бегом тащил их к дороге. Один раз, с неимоверным трудом оторвав от земли неподъемный булыжник, Спиридон мощно обделался от натуги, пронес камень три шага и упал вместе с ним. Гриша с небольшим камешком в руках подошел к растянувшемуся на земле холопу, и злорадно сказал:

– Ай-ай, как нехорошо. Как не по-христиански. Что святой старец Маврикий базарил, а? Работать надо, лох! А ты развалился тут, как на пляже. Пойду, наверное, сдам тебя садистам. Пускай они тебе, лентяю, кочергу в жопу вставят. И два раза провернут.