Как только открываю страницу с диалогами, начинаю её постоянно обновлять – палец не убираю с клавиши F5 ни на секунду. Чувствую, что превращаюсь в параноика. Я уже не говорю о том, что изображение повешенного с двенадцатой карты то и дело всплывает в мыслях. Его безразличное лицо, его виселица в форме креста. Если не повешенный, так мерещатся те две игральные кости с двумя выпавшими шестёрками у Вади на ладони. Мда, паранойя всё ближе. Наверно, это всё от безделья и скуки. Лучше бы в школе сидела на занятиях – хоть как-то отвлеклась бы. А Ницше сейчас только усугубляет всё, запутывает, уводит меня всё глубже в чащу, где и водятся самые опасные мои внутренние «тараканы». Хотя обычно, наоборот, благодаря ему вещи, явления, да и сама жизнь – всё начинает казаться вдруг более простым, понятным, реальным. У Ницше всё вообще гораздо проще, чем у его собратьев – чего от него все так бегут, как от зачумлённого?

Вечером я, отчаявшись, да и банально устав ждать, усаживаюсь рядом с бабулей на диван и смотрю вместе с ней какой-то идиотский сериал без начала и конца. Вся эта припудренная неживая жизнь на экране с её монотонными, повторяющимися движениями, предсказуемыми сценарными эмоциями вызывает у меня тошноту и головокружение. Так же, как катание на карусели в детстве, когда бабуля меня крутила и крутила, и к горлу что-то вязкое подкатывало. Мне было плохо и безумно радостно одновременно, поэтому я не просила её остановить меня. Вот и сейчас так. Один круг за другим. Я теряю равновесие и проваливаюсь в ватную яму. Повешенный уже тоже там, всё так же болтается на своей виселице, которая торчит из самого дна ямы, а верхушка её пронзает небо. А Светка, Вадя, Толик стоят надо мной, у самого края. Они протягивают мне руки, но если я подпрыгну, то не достану даже до кончиков их пальцев. Остаётся одно: карабкаться по виселице. Я хватаюсь за деревянный столб, но он вымазан чем-то маслянистым, поэтому руки мои всё время соскальзывают. Где-то неподалёку раздаётся квакающий звук. Прислушиваюсь, но не могу понять, кто это или что это; присматриваюсь, но источник звука не обнаруживаю. От бессилия яростно бью кулаками в липкий столб. А рядом – всё то же квак-квак-квак…

– Квакает там что-то у тебя, Верунь.

– Что?

Я вскакиваю с дивана раньше, чем успеваю разлепить глаза.

– В компьютере там у тебя что-то громко квакнуло несколько раз.

В голове такая же ватная пустота сейчас, как в той яме, куда я угодила недавно. В ноутбуке всё ещё открыта страница Вконтакте с диалогами. «Квакнули» там несколько полученных сообщений. А ещё там появилась новая беседа. А ещё – уведомление о новом друге. А ещё… я с облегчением выдыхаю. Это не эйфория, а именно облегчение и спокойная такая, тихая радость. Просто я слишком долго этого ждала.

Оказывается, Светка уже добавила меня в друзья, включила в беседу и написала сообщение, в котором здоровается, спрашивает, как моя нога, и приправляет это всё россыпью милых смайликов. Я пытаюсь не выдать себя: не хочу, чтобы моё нетерпеливое, мучительное ожидание хоть какой-то весточки от их компании было заметным. Ещё не хватало, чтобы меня посчитали безнадёжной одиночкой, цепляющейся сейчас за спасительную верёвочку человеческого общения. Поэтому отвечаю Светке не сразу. Хочу немного помучить её, чтобы она испытала то же, что я за последние два дня. Но это не со зла. Это так… «в воспитательных целях». Ну, и чтобы они там не возомнили ничего о себе. Тут мне вспоминаются их руки, которые они мне протягивали, стоя на краю ямы. Спасатели одиночек, блин. Да это всё был полубред, полусон всего лишь. Про яму эту. А вот в реальности они, кажется, и вправду кого-то спасают. Как бы это всё-таки узнать? Если спрашивать, то только у Светки в личке – в общей беседе стыдно, неудобно как-то, не хочу выставлять себя любопытствующей прилипалой.