В общем, в приют вернулся совершенно вымотанный. Нашел уборную и душ – общие, конечно. Воду, как я выяснил, каким-то образом перерабатывают, отстаивают на одном из заводов, после чего ее можно пить, ей же поливают растения в полях и моются. Как подсказал мне мужик, который вышел из душа передо мной, в противном случае любое умывание заканчивалось бы походом в лекарню. Мыло тоже было общее. Преодолев брезгливость, я все же его использовал. Под водой не растворился, и то ладно.
Лег на кровать. Многие уже заняли свои места и похрапывали. Мне достались довольно тихие соседи, а вот прямо возле Зимы мужик так храпел, что дрожали шкафчики.
Я думал, что усну за мгновение, но проворочался, наверное, целый час. Мучали вопросы: где я? Кто я? Откуда я пришел – и остальные тоже – и пришли ли мы из одного места или из разных? Что за странное чувство, будто я должен что-то сделать, но не знаю что? А еще я очень боялся, что через несколько таких же суетных дней совсем перестану задаваться этими вопросами. Тут вряд ли кто-то часто об этом думает, а то можно и с ума сойти. Уж не потому ли уходят за границу?
Подошла Марфа, села на край кровати. Я согнул ноги, освобождая место.
– Не спится? – спросила она.
– Не получается. А вы сами спите?
– Чаще, чем ты думаешь, малыш.
Нет, ей тоже разрешается называть меня малышом. Даже когда у меня появится имя. В какой-то миг мне показалось, что она заботится обо мне как… как… что же это было за слово? Такое теплое, светлое, женское. Такое слово, что хочется в него укутаться с головой, – почему же я не могу его вспомнить?
– Закрой глаза, – попросила Марфа.
Я послушался и почувствовал у себя на лбу приятное прикосновение ее прохладной руки. А дальше провалился в сон…
Теплая ладонь у меня на щеке. Мягкая, тонкая, родная. Моя рука больше – мы измеряли раньше, забавляясь. У девушек всегда изящные руки, но у нее – особенно. Помнил, что раньше я не мог отвести от них глаз. Наблюдал, как она выводила конспект в тетради – красивым почерком, будто заполняла древний свиток. «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок». Так говорят. Мое же сердце любило смотреть и трогать.
Она улыбнулась, и от этого мне самому захотелось улыбаться.
– Конечно, я буду с тобой встречаться. Уж думала, и не спросишь!
Ее губы коснулись моих. Приятно.
Только я не мог вспомнить – кто же она?
Утро началось с грохота часов. Думаю, они во всем городе в одно время звенят, оповещая о новом дне.
– Мне сюда. – Я собирался попрощаться с Зимой: ему нужно было отправляться в поля, мне же – на бумажную фабрику за новыми письмами. – До скольки ты работаешь?
– До восьми примерно. Прихватить тебе яблок?
– А это не запрещено?
– Я скажу, что это для меня. Мне – можно, – похвастался Зима. – Другие за деньги покупают. Иногда в столовой выдают, но редко – у нас не слишком много фруктов. Как-то был пожар – кто-то что-то кинул в костер. Бахнуло громко, горящее полено в сад отлетело. Спалило половину деревьев. Пока воду из Леты натаскали, половина людей без ног осталась, из ведер все на них проливалось. Лекари потом долго за целебными травами к нам порывались пойти, но на поля им тоже нельзя.
– Тушили водой из Леты? Так она ж того… убивает. И растения тоже.
Зима замер. Явно никогда об этом раньше не задумывался. Через секунду пожал плечами и легкомысленно ответил:
– Да кто ж его знает? Мы и огород ею поливаем. Там есть такие заводи у Леты, прямо у полей – оттуда и берем воду, если нет времени идти до отстойника. Она все еще калечит, но не сжигает растения. Даже не спрашивай, как это работает.
– А что с теми, кто ноги потерял?