– О чем тебя не предупредили? Ты споткнулся? Осторожно, ступеньки.

– Да дома одинаковые, – бессильно промычал тот, упрямо встряхивая головой.

– Я эмоцию не понял… Папа! Артему все банально…

– А по-моему, он удивлен, – гулко сказал голос Троя.

Ворконий меж тем трясся от смеха и не отставал:

– Брат, тебе не страшно, что у нас на двоих три одинаковых глаза?!

– Да ты пойми, рядом со школой построили такой же дом… А мы уехали. Наверное, обидно?

– Слышишь, папа, тут говорят: ты сглупил!

Внезапно Ворконий отъехал в сторону и оказался в цепких руках Исая Данаева; они были одинакового роста, но коренастый отец умело вертел старшего сына в промежутке между собой и косяком. Неловко прижатая локтем рулетка полетела на пол.

– А хочешь, я тебя расстрою? Твой шкаф не пролезет в твою комнату. Ну кричи: «Где ж вы, мои холостяцкие этажерки?»

– Я его в зале поставлю… Отпусти меня, батя. Твой пушистый котенок Трошка стоит внизу…

– Да там же целый и нешуточный Трой! Между прочим, гигантская личность! Почти гражданин мифического города! Благословитесь, дети мои, и войдите в эту далекую обитель, ибо остальные дома уже расхватали. И квартиры рядом со школой, видимо, уже принадлежат будущим друзьям Артема…

– Они еще лежат в колыбели. Это Трой так объяснял.

– О! – воскликнул Ворконий. – Тогда это уже не друзья, а невесты! Считай, Артем, тот дом уже в твоем кармане.

Трой подобрался к самому уху и шепнул:

– Все мое – оно уже и твое…

Отец словно ответил на это, но обращался к Ворконию, сглаживая его шутку:

– Перестань решать за других их судьбы.

– Это Ворконий специально издевается, – зашептал Артем Трою в ответ. – Все же видят, как я по-глупому кусаюсь, и глаза у меня завидущие…

И тут проворные Троевы пальцы коснулись его шеи и скользнули почесывающими движениями за ухо. То ли стало неприятно, то ли он все это в обиду переистолковал, но прежде чем успел сдержаться, уже выпалил отталкивающие фразы:

– Да не трогай ты меня, Трой! У меня начался переходный возраст…

Противно от себя стало сразу же. Он помнил, как классе в третьем они все стояли кучкой вокруг руководителя на перекличке; впереди Артема была девочка, чем-то ему очень нравился ее затылок, ему казалось, что он скучал и думал, как удачно они стоят рядом… Вдруг она обернулась и сказала:

– Хватит дышать на меня. Надоел уже!

Сейчас он подстроил ту же гадость. И, не оборачиваясь, шагнул через порог, провожаемый непонятным взглядом Троя. Направо была большая комната, налево – не меньшее пространство с завинченными на концах отростками водопроводных труб.

– А где маленькие комнаты? – искренне удивился Артем.

– Там, – сказал Трой горестно, опуская голову, как виноватый.

– Где это «там»? – начал было Артем и вдруг увидел лестницу; она вела вверх!

– Что это?! – спросил он, медленно поднимая глаза словно за улетающей ракетой; верхние ступеньки угадывались на уровне потолка.

– Второй этаж, – тихо ответил Трой, глядя в противоположную от друга сторону.

– А где же другая квартира?

– Она на третьем этаже начинается.

– А что же на площадке второго этажа? Там есть дверь?

– Нет, Артем, там просто стена.

– Господи, вот это круто! А те, которые выше живут, они говорят «Наш второй этаж» или «Наш четвертый»?

Трой одобрительно кивнул и даже улыбнулся:

– Блестяще!

Артему нравились вторые этажи, они его умиротворяли. И даже будучи птицей невысокого полета из-за боязни высоты, он ловко перемещался по дачной деревянной лестнице и считал это своим достижением. Семи лет от роду они с Троем поедали там овощные и фруктовые салаты, представляя себе, что две ближайшие друг другу ступеньки – это скамейка и стол. Его всегда манило на балконы – стоять над садовым участком или над двором или вести разговоры, сидя прямо на полу и разглядывая узоры балконной решетки – в такие моменты приходило острое понимание того, что нет лишних дел, кроме летних бдений, а он далек от бренности и подвисает в состоянии пусть и иллюзорно обнадеживающей неопределенности. Быть чуть выше первого этажа означало стать немного не собой и позволить себе мечтать побольше. Он начинал с того, что не понял смысла благоустройства пола на своем первом этаже – для него тогда существовало две поверхности: травяной ковер и дно воздушного шара. Впоследствии первый этаж стал зарешеченной тюрьмой с поломоечной повинностью. При этом окружающие знакомые дружно прочили ему блестящую карьеру менеджера по уборке территории, что следовало из его азарта в чистке школьных лестниц.