Паромщик крутил и крутил ручку лебёдки, и дальний берег реки постепенно стал близким. А близкий берег стал дальним.

– Спасибо вам, – поблагодарил Дитрих.

Капитан-лейтенант Сантьяго улыбнулся. И взмахнул на прощанье рукой, как старым добрым друзьям.

Пилигримы сошли на твёрдый берег и неторопливо двинулись луговой тропинкой, ведущей к покатому холму.

8. Вовне

Граница цивилизации проходила по меже дикого поля. На одинаковом расстоянии друг от друга тянулся ряд полосатых, порой покосившихся, чёрно-белых столбов. Неухоженная колючая проволока. Местами перепутанная, кое-где перерезанная кусачками и зияющая дырами. Наверное, это весьма непросто – охранять периметр гигантского мирополиса.

Представлялось совершенно непонятным, почему граница проходит именно здесь, а не километром ближе или километром дальше. Местность до и после колючей проволоки была абсолютно одинаковой.

Они огляделись. Вокруг – безлюдно, насколько хватает глаз, не считая двух одиноких заблудших путников – мужчины и девочки. Безголовых стражников не видно. Отец взял дочь за руку, и они осторожно перешагнули через колючую проволоку в том месте, где та, извиваясь ядовитой гадюкой, лежала на тверди. Вот и всё. Назад пути нет.

И вдруг впереди прямо из тверди стало подниматься огромное тёмное существо с перекошенным от злобы лицом. Дитрих похолодел. Мысли двигались медленно, словно замороженные. С большим трудом он узнал Клякса, прислужника Собственной Тени. Казалось, сейчас он выглядел немного меньше, чем тогда, на заброшенном заводе. Ростом этажа три-четыре, не больше. На открытом пространстве, наверное, всё кажется мельче, чем есть на самом деле. Но оттого Клякс не становился менее страшным и опасным. Части его тела как будто состояли из вязкой жидкости, из ртути, и перетекали друг в друга, делая форму неопределённой. Злобное существо угрожающе двинулось на Дитриха с явным намерением затоптать, уничтожить, не допустить свободы воли.

Дитрих побледнел, страшно перепугался – и за себя, и за дочь. Он резко дёрнул Лизу за руку с отчаянным криком:

– Бежим назад! Скорее, скорее!

И сам побежал со всей мочи, не чувствуя ног. На ходу он сбросил рюкзак. За спиной грохали тяжёлые шаги Клякса в такт гулким ударам его собственного сердца. Метров через сто Дитрих запнулся о травяную кочку и упал плашмя на твердь, раздирая кожу на ладонях и предплечьях. Он не знал, что стало с Лизой. Он лежал в колкой траве и ждал погибели.

Через несколько страшных бесконечных минут его легонько тронули за плечо. Потом затеребили.

– Папа, что с тобой? Пап, ну вставай!

Дитрих приподнялся. Кружилась голова.

– Где он?

– Кто? Ты вдруг побежал назад, и я побежала. Что случилось? Не понимаю.

– Я тоже. Мне стало страшно.

– Хочешь, давай пойдём назад, домой?

Дитрих отдышался и скользнул взглядом вокруг.

– Всё в порядке, – сказал он, весь в пыли и в стыде. – Мы должны двигаться дальше. Идём.

Он устало поплёлся за рюкзаком. Вытащил пару мандаринок. Очистил.

– Будешь?

Лиза кивнула, взяла.

– Мало набрали. Надо было больше.

Настроение понемногу возвращалось, хотя кровь ещё продолжала стучать в висках. Они снова добрались до разрыва в колючей проволоке. Дитрих остановился в неуверенности.

– Существует поверье, якобы нельзя возвращаться назад, иначе не повезёт. Интересно, на что распространяется примета? Только на порог каморки? Или на границу мира тоже? Чтобы обезвредить негатив, необходимо посмотреть в окно на улицу и в зеркало.

Дитрих оглянулся назад и запечатлел в своей памяти дикое поле. Затем внимательно всмотрелся в лицо Лизы, в её серые глаза.

– Будем считать, что обезвредили, – с наигранной весёлостью сказал он и во второй раз перешагнул через дохлую проволочную гюрзу.