Я уж и забыл, как мне надоели нотации Верта. Казалось, он специально подбирал темы, которые задевали меня, хотел вызвать во мне эмоции и насладиться ими. Так обычно подростки невольно выбирают своей жертвой ранимого сверстника, получая какое-то странное удовольствие от его неадекватной, на их взгляд, реакции. Вот уж не думал, что и мне придется стать таким подопытным. Неужто я настолько раним? Я мельком глянул на пару северян слева от меня и мрачно подумал, что на их фоне я, похоже, действительно, эмоциональный, ранимый юноша.

– А ты, парень, совсем меня не слушаешь, – оторвал меня от раздумий Верт. – А ведь я тут тебе такую правду говорю, которую ты в своей империи ни от кого не услышишь.

Мне пришлось изобразить на лице удивление, и Верт удовлетворенно пояснил:

– Да-да, вот у вас там все восхищаются мясорубкой, которую по недоразумению Священной войной зовут. Вот, мол, наши предки такие-растакие, а враги у них были такие-сякие. И старики важно рассказывают о своих геройствах. Ведь так, парень?

– Я в курсе о Священной войне, – ответил я, стараясь не вдаваться в подробности.

– И прекрасно, что в курсе. Только вот курс он разный бывает. Бывает такой, как в империи, а бывает правдивый.

– И у вас он, конечно, правдивый? – не удержался я. Вот сам же не хотел роли ранимого юнца и сам же не могу сдержаться.

– Конечно. Северяне, как ты знаешь, были тогда наемниками, и, что творили имперцы, они видели собственными глазами. У нас не принято лгать. Коль человек – свинья, так он прямо и скажет: да, убивал, насильничал и все такое прочее. А вот у имперцев иначе. Мне ветераны рассказывали о «геройствах» ваших вояк. Те сейчас говорят, что они были добровольцами, однако их призвали насильно. Они говорят о храбрости, но были трусами, которые без спирта и шага вперед сделать не могли. Они говорят о благородстве, а сами насиловали девушек направо и налево. Когда они «освобождали» город, семьи прятали своих молодух как могли, но мерзавцам все было нипочем: никто ведь не расскажет, а на родине можно сказать о благородстве, ага?

– Вы это к чему? – стараясь говорить спокойно, спросил я.

– К тому, парень, что вы в империи живете во лжи. Вот что у вас говорят о том, что до войны вы с королевством два года были союзниками, а? Вы ж захватывали с ними чужие земли, нарушая все возможные законы, плюнув на все договоренности, выкручивали руки слабым, казни, аресты, ссылки и все такое, а?

– Вы о чем?

– Ты не знаешь? Серьезно не знаешь? Ха! То есть империя просто стерла все это? Вот это они молодцы!

– Верт, вы, наверное, понимаете, что у нас несколько иной взгляд на прошлое, – постарался максимально дипломатично, чтобы не сорваться, ответить я. – Давайте закончим на этом. Есть темы, на которые мне бы не хотелось говорить. Это дело прошлых лет.

– Прошлых, говоришь? А почему ж тогда парады каждый год у вас проводятся? Вот, мол, мы какие. Да у вас война – это религия. Чуть ли не каждый день – годовщина какой-то вашей резни: пятьсот лет назад порезали тех, триста – тех, семьдесят пять – вон тех, а вот тут промашка вышла, нас порезали, поэтому скорбим, ах ироды наши враги окаянные. Ваша империя только и делает, что воюет. Всем несет «добро» железными руками.

– Странно слышать такое от северянина. Хотите сказать: у вас на Севере все мирные да добрые? – я начал закипать. Все-таки Верт вывел меня из себя.

– Не мирные и не добрые, но у нас не лгут. Свинью принято называть свиньей, а не белым пушистым лебедем.

– То есть все для вас – свиньи. Даже северяне – и те, оказывается, свиньи. Но вы лично, значит, белый и пушистый.