– Значит, Вы советуете мне быть с ними осторожным?

Боэций, подчёркнуто глядя не на Анна, а куда-то вдаль, произнёс:

– Воля Ваша, кавалер, принимать мои слова на веру или не принимать. Я всего лишь рассказчик.

Анн поклонился и показал, что ему интересно продолжение истории собеседника.

Боэцию пришлась по душе сдержанность юноши.

– В Вас мне видится полезное качество, – сказал он, – Вы умеете промолчать. При дворе это может пригодиться.

– Мне нравится больше слушать, нежели говорить, – сказал Анн.

Боэций усмехнулся:

– В таком случае Вы непременно обязаны сочинять. Все молчуны, которых я знаю, либо глупцы, либо сочинители.

«Если я сейчас растаю и в надежде на похвалу начну декламировать что-нибудь, то плохой из меня кавалер Аой, – смущённо подумал юноша. – Тогда уж лучше сразу всем объявить, что я – сын Эллингтона».

Из затруднения его вывел сигнал, поданный музыкантами к началу второй части танцевального отделения. Дамы и кавалеры, стоявшие до этого группками и сплетничавшие друг о друге, начали занимать исходные позиции для одного из сложнейших по рисунку инийских танцев – «бриллиантового бассе». Его движения и фигуры строились на умении невесомо скользить над полом и в этом скольжении словно вычерчивать длинные и короткие грани знаменитых драгоценных камней, не допуская высоких прыжков и воздушных поддержек. Небыстрая скорость движений создавала у неопытного танцора обманчивое ощущение простоты – до тех пор, пока тот не обнаруживал, что вместо танца он всего лишь переходит с одного места на другое.

Анну более приходилось практиковаться в народных танцах, когда он лихо отплясывал морреску вместе с пахарями в маленьких сельских тавернах или кружился в яичном танце с бродячими разносчиками товаров. Однако и бриллиантовый бассе был ему знаком. Анн поклонился собеседнику, извиняясь за прерванный разговор, и шагнул в сторону танцующих.

Почти все уже разделились по парам. Королевский распорядитель двигался вдоль рядов, выравнивая линии. В затруднении Анн обвёл взглядом присутствующих и встретился глазами с привлекательной дамой в белом, которая хлопнула по руке стоявшей рядом подруги и что-то весело шепнула ей. Та начала было выговаривать ей, однако дама только пожала плечами и легко скользнула на свободное место в ряду. Двигаясь, она снова бросила быстрый взгляд на юношу.

Анн понял этот вызов-приглашение. Улыбнувшись в ответ, он поторопился встать рядом с незнакомкой.

Точно описать бриллиантовый бассе вряд ли удастся даже настоящему художнику слова. Слишком многое зависит от распорядителя танцев, который проводит бесконечные часы за вычерчиванием тростью на земле стройной паутинки линий-движений. А ещё важно количество тех, кто отважится принять участие в этом торжестве стройных пропорций и хрупких воздушных граней, словно рукой волшебника снятых с настоящего драгоценного камня и расправленных в танцевальном зале. И, наконец, главное в бриллиантовом бассе заключается в умении чувствовать вдохновенье друг друга. Не будь этого, плавное, то ускоряющееся, то затихающее скольжение танцующих превратится в хаос, в череду неуклюжих столкновений и растерянных шагов в сторону.

В этом танце – единственном таком на свете, как объяснял Фланк своему ученику – не бывает лучших или худших. Проигрывают в случае неудачи все, но точно так же все вместе могут создать и шедевр, о котором затем расскажут в балладах.

– Как человек осторожно поворачивает в пальцах бриллиант – всматриваясь в его отблески, наслаждаясь перекрестием видимых и угадываемых граней, так и в танце раскрывается дух камня. Бриллиант хорош в оправе перстня, но им можно любоваться и на расстоянии. И зрителю станут видны то отсвет закатного солнца, то сложение перспектив, то игра линий, – говорил Фланк, заставляя учеников по очереди смотреть на свои «мучения» со стороны.