На Хунбиша влажной тяжёлой тряпкой опустилась тоска. Ему захотелось вернуться в свой, понятный и простой мир. Мир песка и земли.

Земли.

Это там, где короткая жёлтая трава, пробившаяся через плоские сланцевые пластины камней, звенящие тонким чугунным звуком, когда их пинаешь. Там, где красный песок. Где рассыпчатые дюны с острым хребтом, через который, пыля, льётся и беззвучно поёт песочный ветер. В этом мире – тишина. Она – как пустой контейнер, нехотя наполняемый ветром и пылью. И в высоте, в белом далёком небе лениво и одновременно настороженно нарезает круги рыжешеий ягнятник.

Хунбиш встал. Купил мороженое, сделал три размеренных круга по парку. Оставалось ещё два часа до назначенного времени. Выставил на навигаторе маршрут. Если идти не торопясь, то он будет на месте примерно в полдвенадцатого.

Самое то.

На Патрики он пришёл в одиннадцать десять. Сел на траву у пруда и стал смотреть на дрожащее отражение освещённой беседки. За спиной, на лавочках, кто-то разговаривал о чепухе: диете для собаки, записи через третьих знакомых к известному нутрициологу и планах на август. «Может быть, не будет для вас никакого августа», – неожиданно для себя подумал Хунбиш.

Мерно покачивающееся отражение гипнотизировало, и Хунбиш едва не пропустил своё время. Он опомнился в одиннадцать сорок, и быстрым шагом пошёл по заполненной гомонящей толпой улице. Увидел усача с шахматной доской и кивнул ему, как знакомому. Свернул в переулок. Здесь, как и в прошлый раз, было тихо. Сердце колотилось. Хунбиш сделал три длинных вдоха и выдоха.

Толкнул дверь. Она была закрыта. Увидел звонок, и вдавил кнопку. Ничего не произошло. Позвонил ещё раз, и наконец услышал гудение электропривода замка.

Внутри ничего не изменилось.

Всё тот же рассеянный приятный свет, кожаное кресло с россыпью книг на этажерке. Конторка консьержа. Сам консьерж. Тот же самый.

– Здравствуйте, – сказал Хунбиш. – Я к Олегу Кирилловичу в двенадцатую. Мне назначено на одиннадцать сорок пять.

Сзади снова открылась дверь, и вошли двое. Женщина с круглым лицом, тонкими губами и в чёрных круглых очках. Она была в красном пиджаке, на лацкане которого чёрной дырой, поглощающей свет и искривляющей пространство, выделялась круглая брошь. За ней аккуратно прикрыл дверь лысый мужчина в сером костюме. Лицо его было мягким, понимающим. Это лицо внушало доверие.

– Добрый вечер, – поздоровался с вошедшими консьерж, и они, кивнув головами, прошли к лестнице.

– Да, по импорту мы уже надрафтили предложения, – говорил мужчина. – Сейчас сводим. Но, понятное дело, у нас как у заказчика есть разногласия с профильными исполнителями. По незащищённым статьям…

Консьерж поглядел на Хунбиша, не узнавая его.

– Проходите, – показал он на лифт.

Хунбиш двинулся за этой парой.

Они подошли к квартире с нужным Хунбишу номером, и мужчина приоткрыл для дамы дверь. Хунбиш, немного помедлив, вошёл вслед за ними. Пара, не задержавшись в прихожей, уже куда-то исчезла. В коридоре квартиры находился только один человек. Он посмотрел на Хунбиша и едва заметно улыбнулся.

– Прошу, – сказал он, приглашающе указывая дорогу.

Хунбиш растерялся только на долю секунды. Пересёкся с Жоржем долгим взглядом, выдержал давление и прошёл в комнату.

– Спасибо, – сказал он.

– Там кто-то ещё? – донёсся громкий вопрос, и перед Хунбишем возник в проёме комнаты человек в объёмном пиджаке и широченных брюках. Мама бы сказала: на вырост. На голове мужчины была надета набекрень лёгкая летняя шляпа. «Зачем ему шляпа в квартире», – подумал Хунбиш, и тут же сообразил, что это тот же самый человек, который выбегал вместе с консьержем из отделения полиции.