Горю вторючи, длится горечи вкус миндалевый.
Вскинет вó поле ветки тополя, двинув дланями.
Чье объятие благодатнее, благоданнее?
Глянь, пригожая, все прохожие – словно в пламени!
Лишь оглянется – жизнь растянется – обмираньями…
Душу вынула! Милость минула государева!
Уст касание несказаннее роз цветения,
Мнится, блазнится мне проказница – сновидение.
Жар пылания… Что желаннее, где сравнение?
Строгость вызову – сразу высохну, как растение.
Лишь лукавица сердцу нравится, хоть ударь его.
Вспоминание – угасание лика месяца.
Что осталось мне в жизни жалостной – гибель грезится.
Сердце выжжено, разве выживет кто так бесится?
Над возлюбленным, зло загубленным, плачь, любезница!
Жизнь превратная, невозвратное жизни зарево!
Александр Чавчавадзе
«О – любовь, не дашь ты воли ни единому созданью…»
О – любовь, не дашь ты воли ни единому созданью,
И тебе людские вздохи отдаются шедрой данью.
В рабстве – царь, мудрей – в безумстве, и душа летит
к свиданью.
Соловей взывает к розе, нет конца его страданью.
О любовь, твоей державе все на свете покорится,
Все твое исповеданье примут, чтоб в слезах молиться.
О любовь, твой трон – повсюду, ты – всевластная царица,
Все сердца тебе покорны, и, как все, моё томится.
О, никто уйти не может и не хочет снять оковы!..
Ты – мучения источник, ток блаженства родниковый.
Все черты твои прекрасны и всегда свежи и новы,
Вместе с тьмой и жгучей болью мы тебя принять готовы.
Илья Чавчавадзе
Молитва
Когда неверья демон, бес лукавый,
Соблазнов чашу, полную отравы,
Наполненную лести беленой,
Душе протянет, слабой и больной, —
Прости, Господь, нам прегрешенья наши,
Не дай плениться хмелем едкой чаши,
И, если можно, отведи ее,
Не дай отведать демонов питье.
Но, если сила высшая решила
Так душу испытать – швырнуть в горнило,
Пред голосом Твоим умолкну я,
Да будет воля, Господи, твоя!
Свеча
Передо мною свеча, что сначала
Комнату щедро мою освещала,
Та же свеча, чье горячее пламя
Мрак разгоняло перед очами.
Но, уменьшаясь, в смутной печали
Меркнет свеча, чуть мерцает в шандале.
Пламя увяло. Но, словно светило,
Вновь из шандала прянуло, взмыло.
Борется, смерть одолеть захотело,
Где же боец для подобного дела?
Стал, ослабев, полумглой голубою
Свет, ударяясь во тьме головою.
Комнату легкие тени одели,
Луч до стены достает еле-еле.
Вот и погасла, – и тело нежарко…
Что же осталось? Обломок огарка.
Так вот, померкнув под черною тучей,
И человек исчезает могучий:
Вместо венца, вместо цели творенья —
Только пыльца на пределе горенья.
Голос сердца
Простерла надо мной дуброва
Затишье лиственного крова,
И о любви из тьмы ветвей
Запел безумный соловей.
Я долго, долго слушал в чаще
Тот голос, вещий и манящий,
Что из груди моей исторг
Удары сердца и восторг.
Глазами я обвел поляну,
Но нет певца, куда ни гляну;
Так, значит, пел в груди моей
Безумствующий соловей.
Элегия
Бледный свет полнолунья залил небеса,
Землю родины всю изузоривая.
Горы дальние… Белая их полоса
Исчезала в просторе лазоревом.
Не послышится зова в ночной тишине!..
Не откроются детям родители.
Лишь усталый грузин вдруг простонет во сне.
Видно, днём его горько обидели.
Одиноко стою… Только тень крутизны
Снова нежит страны сновидения.
Боже! Сны не кончаются, тянутся сны,
И дождёмся ли мы пробуждения?!
На берегу Мтквари[28]
Л. Магалашвили
Вновь мчится Мтквари гул грохочущий,
Шумом родимым я снова мучим.
Вновь мое сердце в той же горечи
К волнам взывает, мутным, певучим.
Вновь привычными схвачен думами,
Разбередившими горе злое,
Нáд валами плачу угрюмыми,
Словно похитившими былое.
Время блаженное! Пылью высушен,
Стерся твой след, сметен легче пыли.
Выслушай, Мтквари, мой стон, выслушай,