– Между прочим, – сказал я старику, – сегодня утром я решил побеседовать с женой вашего сына, но, подходя к ее дому, увидел, как туда входит Макс Тейлер, и счел за лучшее с визитом повременить.

Элихью Уилсон опять сунул ноги под одеяло, тщательно подоткнул его со всех сторон, откинулся на подушку, уставился, прищурившись, в потолок, а затем глубокомысленно заключил:

– Гм, вот оно что…

– Не понял?

– Теперь все ясно, – с уверенностью сказал старик. – Его убила она.

В коридоре послышались шаги, только на этот раз не легкие, секретарские, а тяжелые.

– Вы устроили вашего сына в газету для того… – начал было я, когда шаги приблизились к самой двери.

– Убирайтесь вон! – гаркнул старик, но не мне, а тому, кто стоял за дверью. – И в дверь не заглядывать! – Он сердито посмотрел на меня и спросил: – Так для чего, по-вашему, я устроил сына в газету?

– Чтобы рассчитаться с Тейлером, Ярдом и Питом.

– Ложь.

– Это не я придумал. Весь Берсвилл об этом знает.

– Вздор. Я отдал газеты в его полное распоряжение. Он делал с ними все, что хотел.

– Расскажите об этом своим дружкам, они вам поверят.

– Плевать я хотел на дружков. Я говорю то, что есть.

– Не будем спорить. От того, что вашего сына убили по ошибке – а это надо еще доказать, – он все равно не воскреснет.

– Его убила эта женщина.

– Сомневаюсь.

– Сомневается он! Она и убила.

– Возможно. Но про политику тут тоже не следует забывать. Вы могли бы…

– Повторяю еще раз: его убила эта французская тварь, а все ваши идиотские домыслы можете оставить при себе.

– И все-таки политикой пренебрегать нельзя, – не сдавался я. – Вы же Берсвилл знаете как свои пять пальцев. Дональд ведь как-никак ваш сын. При желании вы могли бы…

– При желании я мог бы, – взревел он, – послать вас ко всем чертям назад во Фриско вместе с вашими идиотскими…

Тут я встал и довольно бесцеремонно перебил его:

– Значит так. Я остановился в отеле «Грейт Вестерн». Если надумаете поговорить начистоту, я к вашим услугам.

С этими словами я вышел из спальни и спустился по лестнице. Внизу с виноватой улыбкой слонялся секретарь.

– Старый скандалист, – буркнул я.

– На редкость яркая личность, – пробормотал он в ответ.

В редакции «Геральд» я разыскал секретаршу убитого. Ею оказалась крохотная девушка лет двадцати с большими карими глазами, светло-каштановыми волосами и бледным хорошеньким личиком. Звали ее Льюис.

О том, что ее шеф вызвал меня в Берсвилл, она слышала первый раз.

– Надо сказать, мистер Уилсон вообще был человеком замкнутым, – пояснила Льюис. – И потом… – она запнулась, – он не очень-то доверял своим сотрудникам.

– И вам?

– И мне, – покраснев, сказала она. – Впрочем, он проработал в редакции очень недолго и поэтому плохо знал нас.

– Думаю, дело не только в этом.

– Видите ли, – проговорила она, прикусив губу и оставив на полированной крышке стола главного редактора целый ряд превосходных отпечатков пальцев, – его отцу… не очень нравилось то, что он делал. Поскольку газеты принадлежали Уилсону-старшему, нет ничего удивительного в том, что мистер Дональд не вполне доверял своим подчиненным, считая их более преданными отцу, чем себе.

– Старик был, кажется, против поднятой на газетных страницах кампании? Почему же в таком случае он, полноправный владелец газеты, с этими кампаниями мирился?

Она низко опустила голову, словно изучая собственные отпечатки пальцев, а потом еле слышно ответила:

– Тут все не так просто. Когда мистер Элихью серьезно заболел, он вызвал сюда Дональда, мистера Дональда, ведь мистер Дональд в основном жил в Европе. Узнав от доктора Прайда, что ему придется оставить дела, мистер Элихью телеграммой вызвал сына домой. Но когда мистер Дональд приехал, мистер Элихью раздумал передавать ему дела. А чтобы сын не уезжал, он отдал ему газеты, вернее, назначил его редактором. Эта работа пришлась мистеру Дональду по душе, журналистикой он увлекался еще в Париже. Когда же он обнаружил, что творится в городе, то развернул в своих газетах кампанию. Он не знал… он же бо́льшую часть жизни прожил за границей… он не знал…