Уточкин, однако, показал себя отличным тактиком.

В отличие от Дьякова, предпочитавшего сразу же уходить вперед (как впоследствии на стайерских легкоатлетических дистанциях Владимир Куц), Сергей Исаевич держался некоторое время в тени, но за полтора круга до финиша предложил спурт, непосильный для фаворита.

Уточкин «рвал» Бутылкина на всех соревновательных дистанциях. Одессит видел себя лидером жанра, он говорил: «Моя цель открыть путь русским циклистам в Париж».

Но широчайший круг интересов, конечно, не мог ему позволить целиком сосредоточиться на велосипеде…

В конце десятилетия «Вестник спорта» хоронил на своих страницах велосипедный бум. Констатировал, что «этот симпатичный вид спорта» перестал интересовать публику. Точнее, интерес к велосипеду стал смещаться из столиц на периферию…

Велосипеду как спортивному жанру, вероятно, претит суета, рассеянное внимание. Он предпочитает, скорее всего, быть единственным ребенком в семье, когда его странности встречают с пониманием, без малейшего раздражения. Российские чемпионы в дальнейшем чаше всего происходили из относительно небольших городов. Таких, как Тула или Ногинск… Исключения, конечно, тоже бывали.

Все главное о спорте начала века мы узнаем все-таки от классиков, ни в какие спортивные писатели не записывающихся и даже не строящих из себя особых знатоков спорта.

«…Промелькнул велосипед бесшумным махом птицы», – пишет Бунин. И поэтика велосипедного поколения очевидна для нас.

О конном деле, конном спорте написаны сотни увлекательных страниц фанатичными знатоками. Но миру дано запомнить состояние Алексея Вронского перед скачками, отвлечение, необходимое отвлечение мыслей от происходящего между ним и Анной – и возвращение к ним с энергией, напряженной предстоящим соревнованием, возможным первенством на людях, знающих о сумятице его частной жизни…

Или Левин на катке накануне первого – неудачного – предложения, сделанного им Китти…

Спорт снова представлен Толстым через энергию чувства. Брат Китти приветствует Левина как «первого русского конькобежца». А Левин видит бравирующего офицера, спускающегося на коньках по обледеневшим ступенькам лестницы с папиросой в зубах, – и мгновенно понимает: «А…

новая штука». И немедленно рвется повторить ее на глазах семьи Щербацких – и повторяет…

Можно бы, вероятно, использовать эпизод из «Анны Карениной» для исследования того, как сочетались в общем интересе к зимнему спорту тяга к скоростному бегу на коньках со страстью к исполнению замысловатых фигур.

Правда, начала фигурного катания, может быть, и не требовали темперамента, равного левинскому…

Мы горды своим первым олимпийским чемпионом в фигурном катании Николаем Паниным-Коломенкиным – и не хотим помнить о том, что он первенствовал в жанре, когда тот существенно отличатся от тех образцов, какие вызывали бум в СССР танцевальной акробатики на льду, какая культивируется и обогащается спортивной сложностью по сей день.

Начнем с того, что Панин стал чемпионом не зимней, а летней Олимпиады. За границей были искусственные катки и в начале века, а мы и сегодня объясняем их малое количество в нашей стране долгой зимой.

Тем не менее фигурное катание у нас по-прежнему в чести. И смело можно говорить об отечественной школе, о великих тренерах: Жуке, Чайковской, Тарасовой…

Но в пору Панина фигурное катание было довольно скучным занятием – и не огня, не темперамента жаждало, а сугубой педантичности, необходимой для строгого вычерчивания геометрических фигур на льду.

Панин, по второй своей специализации – великолепный стрелок (многократный чемпион России), естественно, обладал громадным терпением – качеством, не последним для человека, претендующего на место в истории (и не только спортивной).