– Ну и как тебе? Как, там, у вас – у ментов говорится… допрос? С правой руки не стал начинать, а то жалко, ещё молодой, обручальное кольцо некуда будет надевать!

Сашу всего знобило, его левой руке и так досталось после полученного огнестрельного ранения, так ещё и теперь нижняя часть ладони не умолкала от боли. Он продолжал чувствовать всё ещё отрезанный палец, будто тот находится до сих пор на своём месте. И будто он положил свой мизинец на раскалённую до красна конфорку. После слов: «Молчим! Хорошо!», сумасшедший бросил отрезанный палец полицейскому под ноги и опять зашёл к нему за спину. Александр стал быстро и внимательно осматривать подвальное помещение. Напротив, за спиной, сидящей на стуле заражённой, маленькой девочки, на стене висели деревянные полки с банками из – под краски и полиэтиленовыми бутылками разных цветов. Справа от металлической лестницы, что вела наверх из подвала, рядом с дверным проёмом в углу стояла двустволка и пулемёт, что был на Токареве до встречи с сумасшедшим незнакомцем. За спиной у девочки валялись подсумки и автомат, с которым ходила Соловьёва: «Значит и вправду бросила меня и смылась, раз всё оружие он в угол накидал. Даже не пытался спрятать. По ходу кроме его и меня из живых в этом доме больше нет никого. Да и я скоро тоже присоединюсь к мертвякам и без помощи инфекции!». Участковый уполномоченный посмотрел направо, где на самом краю металлического верстака лежал его пистолет Макарова. Безвыходное положение.

– Вы – твари, людей должны защищать! А вы их расстреливаете. Моя жена уже год мучается с этими долбаными метастазами, вся высохла, не ест, не ходит… А тут ещё и эта напасть! А дочь свою родную… Дочку, еле вытащил из школы. Там твои друзья в резиновых защитных костюмах целый автобус с учителями и детишками с огнемёта сожгли. Мрази! Как самые настоящие фашисты!

– РАЗУЙ СВОИ ГЛАЗА… Никто не знает, что тут вообще творится, а ты… СУКА! МРАЗЬ!

Лезвия секатора сомкнулись снова, и на пол упал отрезанный безымянный палец левой руки Токарева. В его голове появился резкий звон, в глазах снова начало двоиться. Полицейский понимал, что это всё. Саша просто стал смотреть в пол и представлял, как возвращается в свою квартиру. Заходя в зал, видит на диване спящую Олю, а из – под одеяла торчит только её голова. Он вспоминал то, как весь холодный, дрожащий, раздевшись, ложился рядом со своей любимой. Ольга всегда спрашивала в сонном состоянии: «Ты пришёл?». А Саша, закинув свои холодные ноги поверх её тёплых, говорил, улыбаясь: «Нет, это не я!». Щенка хоть и укладывали спать на его любимый коврик, но Берта поступала по своему. Так как Оля уже спала, а ругаться на щенка было некому, то собака благополучно и тихо перебиралась на диван и засыпала прямо у супруги в ногах. Поэтому, Токарев уже по привычке спустя минуту протягивал ступню дальше, пока не упирался кончиками пальцев в горячий комок, которым была Берта. Где – то на верхнем этаже дома послышался грохот и звон. Очень громкий и отчётливый. Маньяк с кровавым секатором в руке просто молниеносно подбежал к дверному проёму и несколько секунд вслушивался: «Всё же закрыто, я же все двери запер. Что это ещё такое?». Он спешно стал подниматься по металлической лестнице с ружьём в руках, пока Саша провожал того взглядом. Участковый переключил свой взор на сидящую напротив маленькую девочку, бросив заражённой: «Лучше бы давно уже был мёртв. Как ты!». Полицейский стал пытаться раскачиваться на стуле, который стал издавать пронзительный скрип. Токарев продолжал эти движения, пока одна из деревянных ножек стула не сломалась. Саша завалился на левый бок, ударившись в очередной раз о забинтованную руку всем весом своего тела: «ТВОЮ МАТЬ!».