– Будешь знать, как руку на клиентов поднимать, – припоминает Вадик, допив бутылку пива и водружая ее на край стола, отчего темное стекло опасно балансирует. Убираю ее и заверяю, что вряд ли из-за одного случая работы стало меньше.

– Не просто меньше, тебя ее, похоже, лишили. Ну-ка, дай мне другие варианты, почему так произошло? – успокоившись, Вадик заговорил с иронией. – Сам-то не заметил, что после этого все меньше и меньше звонили? Да даже я заметил, ты же не балбес, чтобы пропустить это?

Мне ничего не остается, как согласиться, на что друг запрокидывает голову назад и складывает руки в замок, что-то обдумывая.

– Так, слушай, – Вадик упирает локти в стол, – сто процентов это конец твоей работы, причем избавились от тебя тихо. А все из-за чего? Кулаки чесались? Дурак, – что-что, а был за ним недостаток: читать мне нотации, которые я терпеть не мог.

Случай же, от которого, оказалось, зависела моя работа, произошел где-то два месяца назад.

В тот день поручили вечернюю доставку на окраину, обычная посылка с каким-то хламом, который я нес совершенно бесцеремонно.

Сверившись с адресом квартиры, звоню в дверь, и тут передо мной появляется лицо, которое я совершенно не ожидал увидеть.

Никиту я запомнил надолго. Такая грандиозная потасовка на одной из квартир отлично врезалась в память. Сцепились тогда из-за его и моего отвратного поведения, чего можно было избежать. Но только ни он не собирался извиниться за решение высказаться о моем образе жизни и семье, ни я не захотел успокоиться.

Тогда, при разговоре, завязавшемся о моей семье, у меня молниеносно сорвало крышу.

В тот раз мы разгромили его квартиру, катаясь по полу и кидая друг друга в стеллажи, шкафы и прочую дребедень. Бились практически насмерть. Как итог – у Никиты сломанная рука и вывихнутая лодыжка, у меня же – месиво на лице и куча гематом. Не считая поломанной мебели и техники, которую мы зацепили.

После того случая мы не виделись, но от общих знакомых я слышал, как он обещал встретиться со мной и пробить мне голову.

И в тот самый вечер, на пресловутой окраине города, в одной из провонявших многоэтажек, я вижу лицо своего давнишнего приятеля по кулаку и вспоминаю переданные слова.

Нет, я не бросился на него. Нельзя же просто избивать людей, которые тебе насолили, это совершенно бестактно и грубо. Мы живем в приличном обществе двадцать первого века, мы не пещерные люди, уважаем права других и чтим их, как свои родные.

Тогда я молча вошел в коридор, бегло глянул в открытую дверь зала. Вспомнил прошлый бой. Парень поймал мой взгляд и сухо, с явным презрением бросил, что из-за меня, такого петуха, ему пришлось покупать новый диван и телевизор.

– В своего папашу, да? Тот тоже по пьяни крушит все? – склонив голову к плечу, Никита с вызывающей издевкой вытягивает губы в идиотскую улыбку.

Через секунду его нос встречается с острыми костяшками моего крепкого кулака. Через две – валится на пол, прямиком затылком на порожек между комнат. Через час едет в больницу, а спустя два месяца я понимаю, что уволен.

– Дурак, что тут скажешь. Сказать-то и нечего, и некому, – протягивает Вадик и выдыхает. – Ладно, хрен с ним. Уволили и уволили, – за время разговора мы уже убедились, что так и было. – Шабашек много, другим делом займешься. Кстати, – он отодвигается от стола и складывает руки на коленях, – грузчиком хочешь поработать? Объявлений масса, крепких парней тю-тю, – разводит руки в стороны и добавляет, что с моим телом можно пахать непомерно. – Ну, бегать тебя точно не заставят, одышка как у лошади.

– Да у тебя самого одышка хуже моей. Дымишь как паровоз, – друг отвечает коротким смешком, но спустя секунду говорит вполне серьезно.