– Понял, все-таки съел, – почесав подбородок и попутно заметив трехдневную щетину, осматриваю верхнюю полку, откуда сиротливо выглядывают вчерашние нагетсы.

Отправив еду в микроволновку, не нахожу ничего лучше, чем прибраться на самодельной кухне, задетый фразой Вадика. Стало неприятно от беспорядка в своей обители, в которую так стремился впустить чувство жизни. Не без помощи друга, конечно.

Когда Вадик понял, что постепенно я перебираюсь сюда жить, то предложил купить электроплитку. Вечно питаться сухой едой из магазина было невозможно, а подкармливать меня, как бездомную собаку, у него не было ни умения, ни сил, ни желания.

Дома я перестал появляться уже давно, так что даже не знал, есть ли там электричество. Не думаю, что отец в состоянии за него заплатить.

При воспоминании об отце в горле застрял ком, который я недавно пытался отогнать сигаретой. Плечи сами собой каменеют, а кулаки сжимаются: тело протестует и закрывается от воспоминаний об этом человеке.

– Козлята, ваша мама пришла, пивка принесла, – басит Вадим, как только содрогается колокольчик. – Не, не так. Козел, твоя мамка пришла, принесла эликсир расслабления, – переиначивает и довольно улыбается, водрузив пакет на стол, после чего высовывается в открытое окно докуривать тлеющую сигарету.

Что за момент такой? Вся родня решила вспомниться?

Выудив из пакета две бутылки «бада», ставлю их на стол. Вадим к тому времени докуривает и откупоривает бутылку, наблюдая за моим копошением с едой.

– Ну как настоящая жена, – комментирует друг и крупными глотками принимается опустошать бутылку. – Я бы женился, да ты не в моем вкусе.

– Да я бы и не вышел за тебя, – подыгрываю я, и в разрядившейся атмосфере мы приступаем к обеду.

Какое-то время молчим, занятые едой, пока Вадик вдруг не задает каверзный вопрос.

– Расскажи-ка мне, как у тебя с работой? – сегодня жизнь проверяет мое терпение, не иначе.

– Никак, без изменений. Ничего нет, – коротко отвечаю, бегло глянув на друга, и снова утыкаюсь в тарелку.

– Давно? Ты спрашивал, почему? – Вадик продолжает выпытывать все подробности, грубо затрагивая оголенные нервы.

– Недели две, может, больше, – отвечаю наугад, совершенно потерявшись во времени. – Не звонил, не спрашивал.

Старался не ляпнуть что-то, вроде, «это не твое дело» или «сам разберусь, не лезь». Не хотелось сорваться на друга, который сам же и помог найти работу. Которую, похоже, я профукал вместе со стабильной двадцаткой в месяц.

В последнее время меня не привлекали ни к доставке, ни к сбору мебели, ни к другой шабашке. Не звонили и, кажется, вообще забыли о моем существовании.

– Да не знаю я, чего жду, – проговариваю вслух, под вздох Вадика.

– Я тем более. У тебя зарплаты за этот месяц не будет, ты в курсе? – вижу, что он раздражен моим бездействием, прикрываясь сочувственным тоном. Сейчас для полной атмосферы погружения в дерьмо не хватает лишь сочувствия.

Желваки, гонимые очередными прорванными чувствами, приходят в движение, и я теряю способность держаться спокойно. Очередной рекорд закипания от мелкой фразы.

– Думаешь, я гребаный дегенерат, до которого это не доходит? – сверлю взглядом Вадима, который тоже закипает.

– Не думаю, а вижу. Ты на что жить будешь?

Задумавшись о маячившем над головой безденежном будущем, которое скоро обрушится на меня, ощущаю себя уязвимым.

Да, без денег приходилось бывать не раз. Но с каким же стыдом и унижением я обращался за помощью к Вадику! Конечно, друг никогда не тряс долги, не упрекал, но до чего же было неприятно осознавать, что в восемнадцать с лишком, в работоспособном состоянии, я должен просить взаймы.