Слон стоял в паре шагов от него, подпирая стену, и разглядывал когти на передней лапе. Дениэл отдышался, глядя на яркие лампы белого потолка, и произнес устало:

– Я не готов, я знаю.

Слон усмехнулся на его замечание, похоже, парень не безнадежен.

Дениэл уселся на полу, потирая ушибленный позвоночник, и вдруг спросил:

– А готовым вообще возможно быть?

– Ты не сможешь быть здесь вечно, это нерентабельно, – отозвался слон. – Рано или поздно будешь готов двигаться в одну из сторон.

Мужчина снова лег на пол и уставился в потолок.

– Ты давно здесь? – Спросил он проводника.

– Пару десятков лет.

– Не скучно? Сколько таких, как я, к тебе попадает?

– По-разному, – протянул синий друг. – Таких тугих я давненько не видел, но у тебя особая ситуация.

– Чем особая? – Поинтересовался Дениэл.

– У тебя… Ты меня допрашиваешь! – Возмутился слон и нахмурился. – Тебе нужно все понять самому, иначе ты здесь застрянешь…

«Навсегда», – хотел сказать он, но справа от собеседников открылась белая дверь, прервав лекцию синего проводника.

– Тебя снова зовут на экскурсию, – сообщил он.

– Вижу, – вздохнул заключенный и устало направился к очередному витку прошлого.

Яркий свет ударил ему в глаза, заставляя щуриться и прикрываться рукой. Словно из одного белого коридора, где яркость уже убавилась до приемлемого уровня, он попал в другой, менее податливый на желания. Когда глаза привыкли к освещению, мужчина смог, наконец, оценить картинку очередной реальности.

Невероятно светлая больничная палата, заставленная скрипучими койками между разделительных штор, вызывала в нем смутные воспоминания, наполняя грудь страхом и болью. Он продвигался между рядов старинных металлических кроватей, мягко ступая босыми пятками по холодному полу. Наконец, на самой дальней койке показались укутанные в одеяло ноги, а позже и их обладатель. Дениэл, задыхаясь от боли и едва сдерживая слезы, подошел к своему двойнику с разницей в пятнадцать лет и присел на край кровати.

Мальчик вперился безразличным измученным взглядом в противоположную стену и не двигался, всем видом и цветом кожи напоминая труп. Но гость помнил, что тот жив, хоть и пытался пару часов назад всеми силами исправить это недоразумение. Бледный безвольный и потерянный он не повернулся ни на внезапную компанию, ни на стук приближающихся к комнате шагов.

Входная дверь в палату открылась и закрылась вновь, впустив внутрь поступь тяжелых армейских ботинок. Их обладатель – молодой темноволосый мужчина с резкими чертами лица, одетый в серую полицейскую форму с отличительным знаком на груди и бурой кобурой на ремне – уселся на соседнюю от мальчика кровать и достал блокнот. Ребенок не пошевелился, и тогда блюститель порядка пощелкал пальцами у него перед носом, призывая к вниманию. Тот плавно, словно под водой, повернул голову, вызвав у мужчины гримасу брезгливости.

– Как тебя зовут, парень? – Спросил полицейский, щелкнув авторучкой.

– Дениэл Кентмор, через «е», – механически проговорил мальчик.

– Кончай ломать комедию! Весь округ знает, как пишется твоя фамилия! – Рявкнул серый костюм, брызжа слюной. – Ты думаешь, если твой папаша героически покончил с собой на службе, то тебе все дозволено, а?

– Вы спросили – я ответил, – равнодушно выдал юнец.

Мужчина едва сдерживал порывы гнева, чтобы не встряхнуть собеседника за грудки. Час ночи, абсурдный случай, мутный пацан – все было против его сна, которого тот отчаянно желал. До чего же гадкие создания эти дети! Недолюди! Идиотики!

– Ты помнишь, что ты сделал? – Прорычал коп, закипая от гнева.

– Я съел четыре пачки аспирина, – доложил мальчик тем же ровным тоном.