Вот тогда-то мне и пригодился Ворон. Я не знаю, что стоило ему уговорить отца все-таки отправить его в колледж, учитывая, что каждый на улицах Чикаго знал, кто он такой и кто его отец. Но Ворон не был бы Вороном, если бы не добивался своего.

За свою жизнь Ворон хорошо узнал, как опасно боссам мафии иметь семью. Его мать убили в войне кланов, и жестокий отец никогда не давал ему забыть об этом. Всегда повторял сыну, пока был еще жив, что Ворону никогда не следует привязываться к женщинам. Не в его положении наследника босса.

Ворон почти не спал с женщинами из-за этого. Он закрыл свои эмоции на ключ от других людей, но секс — всегда распахивал этот непробиваемый сейф. Ворон очень быстро влюблялся. Он сам это знал, потому держался и воздерживался, даже сверх всякой меры.

А потом он встретил меня.

И я стал тем, кто, фактически, ввел его в мир большого секса. Мы делили женщин, и у каждого были свои причины для этого. Для Ворона так было проще — он не оставался с ними наедине и мог не привязываться к ним. Третий в отношениях всегда уничтожает отношения. Не будь меня рядом, Ворон бы влюблялся в каждую, я же — выступал своего рода щитом между ним и женщинами. И брал свое.

Только так я мог даже трахаться, а не довольствоваться минетом. Женщины таяли в наших руках и позволяли делать с их телом все, что мы считали нужным. Это был голод, и мы удовлетворяли его каждый по-своему.

Я не знаю, почему нас так сильно обоих клинит на лживой Луизе, но лучше для нее, как можно быстрее убраться из нашего дома. Если грядет война, Белласта начнет убивать каждую, кто побывала в наших с Вороном постелях. Это мы уже проходили.

Хоронить проще тех, к кому не испытываешь чувств. А я не Ворон. Я не умею закрывать свое сердце на замок.

Кем бы ни была эта Луиза, именно секс ее слабость. И страх. Я видел достаточно, чтобы понять — даже запри мы ее в подвале и мори голодом, она и то не созналась бы так быстро, как может сознаться сегодня.

Сейчас.

Если я все-таки сделаю это.

Ворон держит ее за подбородок, и Луиза не видит меня. Мне приходится называть ее даже в мыслях этим именем, от которого у меня начинается изжога. Оно приторно-ненастоящее, как яркие украшения на дешевых шлюхах в ниггерских кварталах. Сама девчонка совсем другая. Ей не идет это имя, которое она назвала.

Она реагирует на наши прикосновения искренне, по-настоящему. Как никто давно не реагировал. Дрожит от возбуждения и хрипло стонет, когда все-таки теряет голову. Но она пытается держать себя в руках, потому что ей есть что скрывать.

И мы должны выяснить, что именно.

Белласта еще не объявил войну прямо, но мы уже знаем, что не станем раскуривать трубку мира во второй раз. Никому из нас это не нужно. Но и война нам тоже не нужна. Мы с Вороном пережили две вместе, и Ворон в детстве пережил третью, в которой погибла его мать. Рано или поздно наш лимит удачи будет исчерпан.

Мне жаль эту девчонку, чья первая ночь могла быть совсем другой, встреть мы ее при других обстоятельствах. Но теперь нельзя иначе.

Кто владеет информацией, владеет миром. А мы с Вороном сделаем все, чтобы задушить поползновения Белласты в зародыше. Нам не нужна война на наших улицах.

— Что вы хотите знать? — она вздрагивает в наших руках.

Такая хрупкая и тонкая. Я поглаживаю ямочки на ее заднице, потому что не могу сдержаться. Они манят к ним прикоснуться, но в следующую секунду все-таки убираю руку.

Берусь за свой ремень и приспускаю джинсы. Она сама напросилась.

— Скажи свое настоящее имя.

— Луиза.

В тот же момент я с размаху бью ее по заднице ладонью, выше и левее черных роз, вытатуированных на ее бедрах. Это не больно. Скорее неожиданно.