– Вот потому от тебя и хотят избавиться, – наставительно сказала Элиза, – мои фрейлины достойные дочери своих семейств. «Старик», что их сопровождает – бывший рыцарь императорской гвардии. Проследи за ним внимательнее, чтобы не задавать вопроса «зачем».

– Следил. Он слаб.

– Не на силу смотри, – гневно прикрыла рот веером Элиза, – а, как ты выразился, «старуха» – единственная, кто способна поддержать их быт в достойной для долгого путешествия форме.

Касательно «старика», должно быть, в нем говорила зависть. Жак был из той особой породы немолодых военных ловеласов, что успели растерять угрожающую стать, но тем только приумножили харизму поэтичного дамского угодника и умелого льстеца.

– Бенуа, ты не ответила, для чего тебе они? И этот бесноватый?

– Тише, если не хочешь отлучения, – шикнула Элиза, – представь, что это военное дело и поразмысли, для чего.

– Не для чего… – он отстраненно откинулся на спинку дивана.

Элиза подняла глаза.

С таким отношением они все умрут. Но они всегда и все умирают.

– Напомню, что на людях следует звать меня на «вы», – сказала она, выждав, надеясь немного узнать истинные рассуждения бастарда, – можете без титула.

Он не удостоил ее ответом. Элиза пересчитала складки веера пальцами левой руки, наблюдая за странностями его поведения, раз уж Эрик отказывался объясняться:

– «Вам, кажется, хочется покинуть меня? Отчего вы начали ерзать?» Хотя бы так, – холодно предложила она.

– Показалось, – пробормотал он и поднял стекло окошка.

– Нельзя так мне отвечать, – Элиза резко сложила веер. Что за дурья голова у него с собой?! Своя собственная, с которой он каким-то чудом успел выслужиться в столь молодом возрасте, определенно осталась где-то еще.

– Ответь, зачем ты здесь? – шипящим шепотом спросила Элиза.

– Охранять, – пожал плечом он, оглядывая придорожный лес сквозь поднятое окошко. Кажется, он прислушивался.

Сдержанно выдохнув, Элиза продолжила:

– Представь, что и здесь ты приписан к генеральской ставке. Зачем ты здесь?

– Охранять. Не мешайте.

– «Охранять» – это твои рядовые. Слуги. Ты-то…

– Тихо, – прервал он, – звук.

Элиза недовольно цыкнула.

– Как волки, – пробормотал он, – они, когда окружают, молчат, только подсипывают и подкряхтывают, если совсем голодные… Вот как-то так…

Он попытался продемонстрировать.

– Но? – поторопила она продолжение. Наконец-то он начал делать свою работу, но был слишком медлителен в объяснениях.

– Сейчас другие звуки… Мерещится. Я схожу, удостоверюсь. Оставайтесь здесь, – он бахнул кулаком в переднюю стенку. Элиза поморщилась.

Когда карета остановилась, она тоже услышала. Возня кучера и все прочие звуки притихли, оттого сипение стало ощутимо. Многоголосое и исходившее отовсюду.

Холод ужаса сковал поясницу. Как будто огромнейшая ледяная пиявка присосалась ко всей спине и готовилась втянуть в себя не застывшую кровь, а все похолодевшие и казалось размякшие кости, прямо до кончиков пальцев.

– Я не разрешала, – сказала Элиза устало.

– Я попробую отбить дорогу назад, хватайте лошадь по моему сигналу, а до того… – скороговоркой выдал приблизившийся вплотную Эрик.

– Я не разрешала, – холодно повторила она, – помогите встать.

Огромный пышный подол помогал скрыть ходящие ходуном колени. Верхняя часть тела была и вовсе почти без чувств.

– Это мой долг! – крикнул Эрик.

– Твой долг – слушаться меня, – холодно сказала она, сжимая изо всех сил край дверного проема выходя наружу, – ты умрешь, когда я прикажу. Не раньше и не позже.

Какой же кретин! Он сам смотрел на дорогу. Он должен был видеть обобранные кусты с ягодами и редкие, но заметные, человеческие следы. Впрочем, Элиза тоже могла ошибаться. Здесь было неведомо все.