Это был единственный момент за всю службу, когда я испытал что-то похожее на опасение, глядя на человека, одетого в робу, символизирующую своей расцветкой особо опасного. Позднее я много раз встречал таких людей, разговаривал с ними и ничего подобного уже не испытывал. Таковым было первое впечатление.

Подошли к объекту.

-Как заводить будешь?– спросил меня помощник по СРС, ефрейтор, держа пса на поводке.

-Как обычно, по карточкам, ты что первый раз сопровождаешь?

-Здесь первый раз. Я всё время на ЛЗУ-2 ездил.

-Ну, здесь всё так же почти.

Семьдесят человек спецконтингента стояли около меня у ворот КПП, дожидаясь, когда они, наконец, войдут на объект и, освободившись от назойливого конвоя, спокойно чифирнут перед работой.

-Начальник, впускай быстрее, мороз всё-таки.

-Может, по пятёркам зайдём?

-Разговоры прекратите, сами себя задерживаете,– важничал я.

Недалеко от меня в оцеплении стоял солдат, таджик по национальности, Задоев. Очень впечатлительный, эмоциональный, а на вид невысокий, худой, форма на нём висела, голенища сапог доходили почти до колена, из них выглядывали широкие солдатские брюки. Над ним жулики любили пошутить:

-Что замёрз, соседушка? Автомат-то не вырони.

-Да у него мешок на спине тяжелее его.

-А мамке скажет, что пограничником служил.

-Отставить разговоры,– прикрикнул я и начал по карточкам выкрикивать фамилии, понимая, что затягивать с этим нельзя.

То же самое повторилось и во время съёма. Вышедшие из объекта в хорошем расположении духа осуждённые стали вновь подшучивать над Задоевым. Я зашёл в караульное помещение забрать караульные  принадлежности в чемоданчике и сказать находившемуся там солдату с рацией, чтобы выходил тоже. Вдруг я услышал душещипательные крики; кричали все, кто стоял в первых шеренгах, и не только они. Доносились испуганные возгласы:

-А-а-а! Начальник! Ты что, командир?! Ты что?! Сержант!

-Я выбежал из караулки и увидел людей, находившихся в абсолютной панике.

Напротив них стоял Задоев с направленным на них автоматом, с искаженной от гнева гримасой на лице и вытаращенными глазами:

-Перестреляю всех… Ложись! Пристрелю!

Я понял, в чём дело. Он дослал патрон в патронник и держал палец на спусковом крючке, готовый в любую секунду дать очередь.  Быстрым шагом я подошёл к нему, отстегнул магазин от автомата, передёрнул затвор, патрон выскочил из патронника. Ещё немного, и он мог  нажать на спуск.

Ему я не сказал ни слова, хотя знал, что за насечку на патроне придётся писать объяснение. Легко отделались.

-Начальник, убери его отсюда!

-Сами виноваты. Чтобы я больше не слышал ваших приколов.

Меня удивило то, как сильно испугались осуждённые, какой ужас был в их глазах. Мне они даже показались трусами, хотя среди них все были рецидивисты со стажем: грабители, разбойники, убийцы, насильники, которые  имели за плечами и вооруженные нападения на простых беззащитных граждан. Хотя, что удивляться, Задоев не шутил, это уж точно. После этого случая, я не помню, чтобы хоть кто-то из жуликов бросил в его адрес хотя бы безобидную шутку.

Возвратившись в роту, после доклада ротному о несении службы в карауле, чистки оружия, я решил позаниматься на турнике. Ко мне подошёл Резунков, он тоже только что вернулся из караула, где был помощником, а начальником был сержант, прослуживший полтора года, дед.  Когда мы пришли в роту, деды-сержанты оказали нам поддержку. Так было заведено в ВВ. Сержант должен командовать, даже  если молодой. Но мы чувствовали, что ещё зависим от них.

-Сегодня ночью будет весело,– сказал Резунков.

-А что случилось? Праздник?

-Мы из караула привезли семь бутылок самогонки. Хлебанов заказывал водилам, чтобы  в Ангарке купили. У него День рождения. Деды гулять будут.