– Что происходит?

– Мы в носовой части. Ни одна из систем не работает, корабль мертв.

– Мы в рубке?

– Нет, палубой ниже, в жилом отсеке. Рубка повреждена.

Корабль мертв.

– Сколько нас?

– Пятеро.

Шелет называет имена. Каждый раз, когда он называет человека, тот подает голос: Миартис, наш корабельный врач, Зенфавор, механик, и Прентор, один из штурманов.

– Остальные погибли? – спрашиваю я.

– Мы не знаем, господин.

Да, конечно, погибли.

– Миартис… – я зову врача.

– Да, господин.

– На сколько нам хватит воздуха?

Долгая пауза.

– На три дня, может быть на четыре, – наконец, отвечает он, – нам удалось загерметизировать переборки.

Я ощупываю пространство вокруг себя. Вот стена, от моего пояса ведет какая-то веревка, привязанная к столу или стулу. Слава Богам, часть мебели на корабле закреплена на полу.

– Я осмотрел вас, – произносит Миартис, – открытых ран нет, переломов тоже. Это самое большее, что я могу сделать в темноте.

Спасибо хоть на этом, можно считать, что я в рубашке родился.

– Сколько времени прошло со взрыва?

– Уже почти сутки, господин, – отвечает Зенфавор. – У меня еще работал планшет, пока батарея не села.

– Вы приходили в себя, но потом опять теряли сознание, – скороговоркой добавляет Шелет.

Я этого не помню. В ушах звенит.

– Вода, пища?

– Мы кое-что собрали, пока могли освещать планшетом Зенфавора, но … мало, – запинается Шелет.

Я кляну себя за то, что категорически запрещал экипажу держать в каютах продукты, будь по-другому, не пришлось бы, наверное, умирать голодными.

– Господин Командующий… – это снова Шелет.

– Да?

– Что нам теперь делать?

Хороший вопрос, Шелет, думаю я. Как только они поняли, что я жив, это стало огромным облегчением. Среди них появился человек, который будет нести ответственность за принятые решения. Да только мне бы самому сейчас такой человек не помешал. Я пытаюсь сосредоточиться.

Итак, корабль уничтожен, мы внутри каким-то чудом оставшейся загерметизированной его части. Без системы жизнеобеспечения максимальный срок нашей жизни измеряется количеством воздуха. Но есть и еще один враг, о котором мои спутники не знают, точнее, знает Миартис, но он молчит. Этот враг – холод. Пока просто прохладно, но очень скоро космический холод начнет отвоевывать свое. Он убьет нас гораздо раньше, чем закончится кислород. Но есть и хорошие новости. Наш корабль каждые несколько часов передает сигнал на главную базу Альрата в поясе, отсутствие сигнала будет означать, что у корабля проблемы, и будет выслан спасательный отряд. Учитывая, что на борту нахожусь я, Командующий средним фронтом, этот отряд будет выслан в любом случае. По инструкции, даже обнаружив обломки корабля, спасатели должны будут провести сканирование, чтобы убедиться, что весь экипаж погиб. Только вот здесь есть одна проблема. Судя по тому, что прошло уже больше суток, на базе знают, что наш корабль не передал сигнал, спасатели уже давно должны были прилететь и достать нас отсюда. Так почему их до сих пор нет?

– Мы будем ждать, – отвечаю я. – За нами прилетят.

Пользуясь тем, что никто меня не видит, я сворачиваюсь клубком и обхватываю ноги руками. Замираю в такой позе. Из-за моих движений я снова начинаю парить, спина касается стены и чувствует холод. Я отталкиваюсь, но понимаю, что скоро, очень скоро, я уже не смогу избавиться от этого холода.

Мы не понимаем, сколько времени проходит, для нас каждая минута – это целая вечность. Мы почти не разговариваем, боимся пропустить стук, скрежет металла о металл, хоть что-то, что будет знаком того, что за нами прилетели. Однажды мы что-то слышим, но это оказывается всего лишь ударом космического мусора по обшивке. И полная тьма. У нас военный корабль, на нем нет иллюминаторов. Мы лишены даже того, чтобы видеть свет звезд. И холод, холод подступает. Мы стаскиваем в одну каюту все, что удается найти, утепляем стены, надеваем на себя всю одежду. Однажды я нахожу скафандр, во мне просыпается надежда, хотя я и сам не понимаю, на что именно. Я открываю вентиль на баллоне – слышу шипение. Я не рассказываю остальным, что нашел его.