– Договорились, -улыбнулась я поцеловала его в щёку и решив не откладывать в долгий ящик, тут же набрала номер Леонтьева.

– Алло? – ответил мне Леонтьев после пятого гудка

– Максим Игоревич? Это Анна Соколова из «Новой Газеты». Хотела бы поговорить с вами.

– О чём?

– Хочу поговорить о вашем работодателе, сенаторе Игоре Владимировиче, который был убит сегодня ночью.

– Я дал подписку о неразглашении в полиции. Так что мне запрещено делиться информацией с кем бы то ни было.

– Я обещаю вам, о нашем разговоре никто не узнает. Разговор с вами мне нужен не для публикации. Это дело личное. Я была знакома с сенатором.

Фоновый шум шагов по бетону – он явно вышел на улицу.

– Хорошо! Встретимся у «Балтики» на Краснодонской. Через час.

– Я выезжаю – ответила я и расплатившись вышла на улицу.

Добираться пришлось на метро, так как в такую метель и думать было нечего о том, что я поймаю такси, а если и поймаю, то в такую погоду, на Краснодонскую мы будем ехать часа три, если не больше. Бар оказался бетонной коробкой с выцветшей вывеской «Балтика». Ступеньки вели вниз, в полуподвальное помещение, зайдя внутрь, я чуть не задохнулась, полутёмный подвал, со скудным освещением и дымовая завеса от никотина, про закон о запрете курения, здесь видимо не слышали. Когда глаза привыкли к полумраку, я огляделась. Леонтьев сидел у дальнего столика в самом углу бара, перед ним стояла бутылка водки. Я заказала себе кофе и дала ему время выпить и немного расслабиться, прежде чем подойти. Первый стакан водки он опрокинул залпом, даже не поморщившись. Налил второй, я решила не медлить, встала из-за стола и подошла к нему.

– Тяжёлый день? – спросила я, присаживаясь к нему за столик с чашкой кофе в руке и незаметно включив диктофон в кармане.

Леонтьев покосился на меня с любопытством:

– Анна Соколова?

– Да, – я протянула ему руку. – Анна Соколова, журналист «Новая газета». Хотела бы поговорить о сенаторе Волкове.

Он протянул руку к стакану водки, но замер на полпути:

– Что вы хотите о нём узнать? Он был моим работодателем, я его водитель, наши отношения не выходили за рамки рабочих. О его личных делах мне ничего не известно. – буркнул он. – могу только сказать то же, что и полиции, вчера, в 23.00 часа привёз его домой, он вышел из машины, сказал, что завтра с утра, приехать как обычно и ушёл, убедившись, что сенатор вошёл в дом, я уехал.

– Да, знаю. – ответила я. – Меня интересует, не только как он провёл вчерашний вечер, но и было, возможно, что-то необычное в его поведении в последнее время, может появились новые люди в его окружении!

Леонтьев невесело усмехнулся, было видно, что он очень опечален убийством работодателя.

– Зачем вам это? Если вы, как говорите, не собираетесь предавать гласности эту информацию.

– Мне нужно знать, – я положила руку на его ладонь, придавая разговору доверительный тон – мы с сенатором были почти в дружеских отношениях. Вы были последним, кто видел сенатора живым. Прошу вас, расскажите мне, как он себя вёл, что говорил, был ли нервным. Всё, что вы заметили необычного.

Он опрокинул стакан водки внутрь одним глотком и начал рассказ:

– Я работал на Волкова три года. Возил его везде – по работе, по бабам, по саунам с друзьями… – он усмехнулся. – Много что видел. Много чего слышал. Но последний месяц… он изменился.

– В каком смысле? – я подалась вперёд, не сводя глаз с его лица.

– Нервным стал. Дёрганым. Всё время озирался, как будто за ним следили. – Леонтьев заказал себе ещё выпивки. – Телефон поменял на какой-то специальный, зашифрованный. Говорил, что его прослушивают.