– Менее чем полтора года тому назад ураган «Флора» послужил причиной гибели шести тысяч человек в странах Карибского моря.

– Не стал бы жить на Карибах, даже если бы мне за это платили, – буркнул Билл. – Такая влажность. И все эти жуки-пауки.

– Но по количеству смертей ни один ураган не сравнится с землетрясением. Одно из самых больших, в Шанхае, погубило восемьсот тысяч человек.

На Билла его слова не произвели впечатления.

– В Китае дома строят из картона. Неудивительно, что там все рушится.

– Произошло оно двадцать четвертого января тысяча пятьсот пятьдесят шестого года, – уверенно добавил Эдом. В его памяти хранились тысячи фактов, связанных с природными катастрофами.

– Тысяча пятьсот пятьдесят шестого? – Билл нахмурился. – Черт, тогда, наверное, у китайцев не было и картона.

С тревогой взглянув на часы, Эдом вскочил.

– Вы только посмотрите, который час! Агнес надавала мне столько поручений, а я тут сижу и болтаю о землетрясениях и циклонах.

– Ураганах, – поправил его Билл. – Они отличаются от циклонов.

– Только не будем сейчас о циклонах! – Эдом поспешил к универсалу, чтобы вытащить коробки с ветчиной и консервами.

Такого угрожающего неба, синего, без единого облачка, видеть ему еще не доводилось. И воздух абсолютно сухой. Вокруг все застыло. Определенно, погода под землетрясение. До того как этот знаменательный день сменится ночью, земля дрогнет и пятисотфутовые приливные волны накатят на берег.

Из семи новорожденных ни один еще не понимал, как много ужасов таится в мире, в который они только что пришли.

Монахиня и медсестра привели Целестину в палату для новорожденных.

Она старалась держаться спокойно, должно быть, у нее получалось, потому что ни одна из женщин, похоже, не почувствовала едва ли не парализовавшего ее страха. Двигалась она как автомат, с трудом передвигая негнущиеся ноги, мышцы сводило судорогой.

Медсестра взяла малышку из колыбельки, передала монахине. Монахиня с младенцем на руках повернулась к Целестине, отдернула тонкое одеяльце, чтобы Целестина могла получше разглядеть свою племянницу.

У Целестины перехватило дыхание: ее подозрения подтвердились. Цветом кожи крохотная девочка никак не тянула на шоколад, только на кофе с молоком.

Много поколений ни по прямой линии, ни среди ближайших родственников Целестины ни у кого не было столь светлой кожи. Все они, без единого исключения, цветом напоминали темное красное дерево.

То есть Фими, скорее всего, изнасиловал белый.

Кто-то из ее знакомых. Возможно, его знала и Целестина. Жил он или в Спрюс-Хиллз, или где-то неподалеку, поскольку Фими видела в нем реальную угрозу своей семье.

Целестина не собиралась изображать детектива. Она знала, что никогда не сможет выследить мерзавца и у нее не хватит духа обвинить его в совершенном преступлении.

И потом, пугал ее не монстр, который был отцом этого ребенка. Пугало решение, которое она приняла несколько минут тому назад, сидя в пустой больничной палате на седьмом этаже.

Она ставила на кон все свое будущее, если собиралась реализовать принятое решение. Здесь и сейчас, в присутствии малышки, в ближайшие одну или две минуты ей предстояло или передумать, или обречь себя на куда более трудную и опасную жизнь, чем та, что она рисовала себе раньше.

– Можно мне? – Она протянула руки.

Без малейшего колебания монахиня передала младенца Целестине.

Девочка казалась невесомой. Весила она пять фунтов и четырнадцать унций, но Целестина испугалась, что девочка легче воздуха и может уплыть из рук своей тетушки.

Целестина смотрела в маленькое личико цвета кофе с молоком, выгоняя из себя последние остатки злобы и ненависти, которые распирали ее в операционной.