– Кстати, Михаил Борисович, – представился мужчина, освободив руку и протянув её Ксюхе.

– Ксения Львовна, воспитательница Козявки. Очень приятно.

– Сомневаюсь.

– М? – будто не расслышала Ксюха.

– Сомневаюсь, что быть её воспитательницей очень приятно, – засмеялся Михалыч. Ксюха шутку оценила, что выразилось в её заливистом смехе. Козявка закатила глаза, но мысленно порадовалась, что Михалыч смог рассмешить Ксюху. «Через месяц свадьбу сыграем», – подумала Козявка и с ухмылкой посмотрела на Ксюху.

– Пока ты такой довольный, да ещё и при свидетелях, при которых ты не сможешь отказаться, торжественно назначаю тебя опекуном этой собаки. С Ватой я договорюсь, она не будет против Голодяя.

Михалыч явно не ожидал такой подставы, но девочка была права, при Ксюхе он не смог сказать ничего против, как и не смог бы выгнать собаку на улицу.

– Ты уже и имя ему дала, шустрая. Тогда будешь сама приходить и кормить их обоих. Я поставлю корм пониже, чтоб ты дотягивалась.

– Кстати, как там наша хлопчатобумажная в памперсах? – безадресно спросила Козявка, заглядывая под тумбочку, где сидела ошарашенная и шокированная Вата в тряпочных трусиках. – Операция прошла успешно?

– Да, ветеринар сказал, что теперь всё будет хорошо, швы снимем, и будет как новая.

– А что с кошечкой? – заботливо спросила Ксюха.

– Представляете, Ксения Львовна, хандрил кошак, я как-то не беспокоился, симптомов особо нет, а Козявка как гаркнет на меня, мол, неси на обследование и всё тут. Я отнёс, а у неё опухоль нашли, вот, удалили, теперь Дуся бодренькая, уже «носится», можно сказать. Если б не Козявка, остался бы без кошки, балбес. Ещё врач, называется.

– Та-а-к. Козявка, ничего не хочешь рассказать? – Ксюха встала с дивана и упёрла руки в боки.

– А я что? Я ничего. Не виноватая я, он сам пришёл, на лыжах.

– Давай, колись. Что происходит? Собака, кошка. Кого ещё ты намерена спасать?

– Товарищи присяжные заседатели, дело было так. Помнишь, Ксюха, мешок упал? Я кошку-то видела, помнишь? Так вот это Вата была. Она в это время вялая какая-то была, я попросила Михалыча к настоящему доктору отвезти. Дальше сама знаешь. Потом, когда мы сегодня с тобой гуляли, я видела эту собаку. Дальше тоже сама знаешь.

– Так тебя что, преследуют призраки животных, которые умирают? – выпучила глаза Ксюха.

– Вот ты когда так это сказала, зазвучало как-то по-идиотски, и я сразу себя психом почувствовала, – Козявка скорчила рожу, как будто во рту оказался кусочек лимона.

– Вот к психологу и пойдём, раз психом себя почувствовала, – Ксения Львовна села на диван поближе к Козявке. – Михаил Борисович, может быть, вы посмотрите её?

– Ты ещё издеваться вздумала!? – завопила Козявка и замахала руками, как утёнок, который учится плавать.

– Ты чего кричишь? Точно псих, – наигранно вздохнула Ксюха.

Но шутка оказалась не шуткой – к психологу они всё-таки пошли. Не то, чтобы Ксюха не верила, не доверяла, но она боялась за девочку и решила пообщаться со знающими людьми.

– В таком… кхе… юном возрасте… кхе… главное – не упустить момент….кхе.. когда ребёнок увлекается своими собственными… кхе… фантазиями, и перестаёт… кхе… отличать реальность… кхе… от вымысла. Я достаточно… кхе… ясно выражаюсь? – седой мужик в роли доктора посмотрел поверх очков и потрогал дужку двумя пальцами. На нём был белый халат, морщинистый башмак вместо лица, худоба вместо тела, и он без конца покашливал. Его образ создавал ощущение психбольницы, где главный пациент – он сам.

– Вообще, «кхе» более, чем достаточно. Я бы даже уменьшила, – сказала Козявка, схватила со стола макет человеческого мозга на железной ножке и стала разглядывать.