Крестьяне хлопнули глазами и перевели бестолковые взгляды на земского старосту, требуя разъяснения возвышенного языка экспедитора.

– Михаил Святославович здесь, чтобы расследовать исчезновения, – с неохотой протянул Захар. Он явно не хотел признавать насильственного характера бесследной пропажи пятерых человек, ведь это невероятно сильно ударило бы по его репутации, а, возможно, даже, поставило под риск должность.

– Именно так, – монотонно вывел Кисейский. – Из экстренного доноса, отправленного на рассмотрение Тайной экспедиции при Сенате неделю назад, было заключено, что пятеро тяглых крестьян Лазурного Марева пропали без вести с первого по шестое декабря. В четырех из пяти случаев на месте предполагаемого преступления были обнаружены следы крови и борьбы на снегу.

Пока экспедитор проговаривал подробности жутких сцен и улик, описанных в кляузе, кровь стыла в жилах бедных крестьян. Автор доноса, который Кисейский уже успел выучить наизусть, явно имел задатки талантливого прозаика.

– Из чего содружеством подметных видоков, как и несколькими представителями земской избы было заключено: упомянутые исчезновения являются просчитанной и выверенной серией похищений, – продолжил Михаил. – Все ли из перечисленного мной соответствует действительности?

Экспедитор окинул взглядом толпу, безмолвную и съежившуюся от страха.

– Семеро… – донеслось из сердца ватаги.

– Прошу прощения? – переспросил Михаил.

– Пропало семеро тяглых… – тленно задрожал голос тощей молодой крестьянки. – Еще двое исчезло, пока мы ожидали вас…

Кисейский в очередной раз посмотрел в сторону непутевого старосты с укоризной.

– Драки и кровопролитие происходили среди крестьян всегда и везде, – воскликнул сельский писарь Ираклий, бросившись на защиту своего господина, – и у такой статной персоны как земской староста полно обязательств важнее, чем разнимать каждую хмельную потасовку!

– Это была не потасовка… – с опаской прокряхтел тихий старческий голос, – а кровавый убой…

Развернувшись к крестьянской ватаге, Михаил обнаружил во главе стола маленькую скрюченную старушонку в спальном чепце. Глаза пожилой крестьянки пульсировали нервным тиком, ее встревоженный взгляд метался из стороны в сторону, словно балансир маятниковых часов. Она точно находилась в компании видоков не просто так.

– Вы знаете что-то об одном из ночных происшествий? – навострив взгляд и слух, поинтересовался экспедитор.

– Я не просто «знаю», ваше благородие… – выдавила женщина. – Из окна собственной курени я видела, как оно повалило на землю плотника Тараса, рассекло его горло кривым кинжалом и сточило лицо до кровавой выи…

Стоны ужаса тяглых становились все громче и громче, многие начали молиться.

– Затирая бордовый след на снегу, – продолжила старуха, – оно утянуло Тараса за сугроб и исчезло в слепом мареве…

– Кто? – как никогда ответственно и пытливо сорвался Михаил. – Кто сделал это?

Крестьянка огляделась по сторонам и перекрестилась.

– Лихо Одноглазое… – прошептала она с жутью.

Вихрь панических криков взвился над столом вновь! И лишь повторный удар рукояти мушкета, такой силы и звона, что глубокая трещина протянулась по сосновому залавку, словно по корке арбуза, помог Кисейскому взять под контроль дикую публику. Кем бы ни был туманный и зловещий элемент, получивший от крестьян Лазурного Марева имя «Одноглазое Лихо», он, несомненно, держал земскую избу, как и всю деревню в цепенящем ужасе.

– Лихо? – вздохнул Михаил. – Одноглазое Лихо? Вы действительно пытаетесь убедить меня в том, что великан-людоед из детских быличек сошел со строк народных сказов и крупетает крестьянское селение?