Взгляд черноволосой крестьянки скользнул к двери, когда в сруб часовни раздался вежливый стук.

– Входите, – спокойно, почти отстраненно произнесла она.

Дверь отворилась. Взгляды Кисейского и Матрены встретились и зафиксировались, словно взоры двух давних приятелей, узнавших друг друга в толпе людей. Ведь их тяжелые и потухшие глаза источали похожую, почти родственную энергию. Двое долго молчали, пока ветер заносил снег в часовню. Казалось, они анализировали друг друга.

– Ты – Матрена? – наконец начал Михаил, закрывая за собой дверь.

– Да, – односложно ответила девушка. – Михаил Святославович Кисейский, агент Тайной экспедиции?

Следователь одобрительно промолчал.

– Про вас уже вся деревня знает, ваше благородие, – казалось, Матрена обращалась к Кисейскому с таким же пиететом как все остальные крестьяне, однако что-то в ее интонации отличало протеже даже от высоких чинов. Ее слова звучали выверено и играючи, словно музыкальный инструмент, которым та овладела в совершенстве и всегда была готова использовать, чтобы очаровать и вскружить разум слушателя. Как ведьма, впрочем, и внешне Матрена отдаленно ее напоминала.

Михаил оббил сапоги от снега и переступил порог. Экспедитор подошел к книжной полке, которую сортировала странная крестьянка. Теперь их разделял только письменный стол. Матрена оказалась на полголовы ниже Кисейского.

– Я был уведомлен о том, что ты временно исполняешь обязанности думного дьяка.

– Так и есть, – сухо проскрипела протеже, – с того дня, как Петр Степанович пропал в метели.

В комнате вновь стало тихо.

– Ты действительно думаешь, что Петр Степанович пропал в метели? – словно подначивая, спросил Михаил.

Матрена промолчала, но ее взгляд не изменился и все так же оставался прикованным к переносице экспедитора. Кисейский выдвинул из-под стола скрипучую табуретку и присел, сложив перед собой руки.

– Ты должна предоставить мне имена и краткие характеристики каждого из семи пропавших людей, а также обстоятельства и даты их исчезновения.

Агент перевел взгляд на полку переписных книг, ожидая, что крестьянка возьмет одну из них и начнет долго выискивать нужные абзацы. Однако произошло то, чего уверенный и даже в меру напыщенный экспедитор никак не ожидал: не двинувшись с места, Матрена заговорила, четко и быстро:

– Плотник Тарас, 35 лет, пропал в метели первого декабря, когда жена выдворила его на мороз. Следы крови найдены на виадуке и рыбацком четвертаке. Лесоруб Семен, 29 лет, исчез в лесной чаще третьего декабря, когда отправился за хворостом. Лавочница Евдокия, 21 год, исчезла четвертного декабря, когда вышла на улицу ночью, чтобы очистить ведро с помоями…

Брови Михаила удивленно подпрыгнули. Он был поражен такой сосредоточенностью, грамотностью и невероятной памятью обычной крестьянки. Хотя Матрена была далеко не самой обычной. Подмастерье думного дьяка, одного из самых важных звеньев в домострое любой деревни, отвечавшего за перепись населения, должна была быть как минимум вполовину такой же ответственным как ее наставник. Имея опыт конфронтации с великим множеством чиновников и писарей за свою десятилетнюю карьеру, Кисейский ни разу не слышал ничего подобного. Никто их них не говорил так выверено и остро как худая крестьянка в красной косынке.

Закончив восхищаться своей новой знакомой, Михаил понял, что пропустил несколько имен, которые она без труда перечислила.

– Повариха Ольга, 19 лет, – продолжала она, – испарилась во мгле при неизвестных обстоятельствах десятого декабря. – Матрена сделала долгую паузу. Наконец что-то выбило ее из колеи. – Думный дьяк Смирнов Петр Степанович… – неуверенно произнесла она с нервным кашлем, – исчез в сумерках седьмого декабря, когда отправился на встречу с деревенским писарем-Ираклием… – Кисейский заметил, что она забыла назвать возраст крайней жертвы и дату ее исчезновения.