Намного более поздняя эпоха Навуходоносора и вавилонского пленения для нас, несомненно, уже вполне близка и понятна. Большие административные здания, храмы-небоскребы и роскошные дворцы, рассказы о которых доходили до дальних стран; мы изумляемся необыкновенным крепостным стенам и воротам и восхищаемся небесно-голубого цвета плиткой, украшающей ворота Иштар и Дорогу процессий. Больше всего мы узнаем из их магических текстов, где говорится о многих сторонах жизни, шумевшей и гудевшей вокруг: богатые банкиры и разжиревшие менялы, доктора и предсказатели с их космическими манипуляциями, рыночные торговцы рыбой и зеленью, близорукие гравировщики печатей, изуродованные тяжелой работой кузнецы… и безумная суета толпы, состоящей из всех народов Империи и бормочущей на смеси непонятных языков, создающей образ Вавилонского столпотворения. На нашем пути попадаются солдаты-наемники, гадатели, жрецы и проститутки; головорезы, нищие, ростовщики и водоносы. Огромная исчезнувшая метрополия – с ее уличными криками и запахами, с роскошными садами на одном конце и грязными трущобами на другом – в своей каждодневной жизни была вне рамок конкретной эпохи; благодаря же дошедшим до нас текстам нам кажется, что она почти на расстоянии вытянутой руки.

И эти древние люди, пишущие свои таблички, взирающие на мир вокруг, ползающие между небом и землей – они похожи на нас с вами.

Плыви, корабль! Счастливый путь!

Плыви, «Союз», великим будь!

С тобой отныне человек

Свою судьбу связал навек,

С тобою легче дышит грудь.

Генри Уодсворт Лонгфелло[43]

История о всемирном потопе, разрушившем мир, и о герое, построившем судно, на котором человек и животные спаслись от полного уничтожения, присутствует почти повсеместно в мировой сокровищнице традиционных культур. Центральная идея этой истории – непрочность человеческого существования и неопределенность божественного замысла о нем – наверняка будет изложена в любой марсианской хронике земного человечества и породит множество глубоких марсианских истолкований. Образ всемирного потопа вдохновлял многих мыслителей, писателей и художников. Этот сюжет вышел далеко за рамки Священного Писания; на его основе созданы многие литературные произведения, фильмы и даже оперы.

Было много попыток составить общую классификацию всех «историй о Потопе», или, в более общем смысле, «историй о Катастрофе» (поскольку не всякая катастрофа – это потоп) [32]. Документально подтверждено существование подобных сюжетов в традициях Месопотамии, Египта, Греции, Сирии, Европы, Индии, Восточной Азии, Новой Гвинеи, Центральной Америки, Северной Америки, Меланезии, Микронезии, Австралии и Южной Америки. Количество таких сюжетов со всеми их вариантами доходит до трехсот; обширная научная литература дает возможность изучать их по отдельности и сравнивать между собой. Некоторые из этих рассказов состоят всего из пары фраз, другие представлены литературными произведениями, исполненными мощного драматизма; внимательное их рассмотрение лишь подтверждает ту мысль, что культур, в которых ни в какой форме не присутствует сюжет о потопе, на самом деле очень мало.

Собирание и сравнение различных традиций – вообще очень увлекательное занятие; создание и оформление генеалогического древа рассказов о Потопе, вероятно, так же увлекательно, как и любой другой подобный проект. При этом намного важнее раскрыть широту охвата и разнообразие рассматриваемого типа сюжетов, чем выявить их фундаментальное сходство между собою. В конце концов, человек бессилен перед грозными природными явлениями – как связанными с водой (реками, дождем, морем), так и любыми другими (землетрясениями, ураганами, огнем, извержениями вулканов), и рассказы о таких явлениях занимают важное место в любой традиционной культуре; но только в рассказах о потопе, даже самом катастрофическом, некоторые люди обязательно спасаются, причем обычно