Даша посмотрела на избушку на соседнем участке. Оба окна распахнуты, одинокая штора полощется на ветру.

– Василий, я пойду к деду Николаю, хочешь со мной?

– На тот свет? Благодарствую. Я тебе не попутчик. Ты сначала в магазин сходи.

– В магазин успеется, а к соседу нужно сейчас, пока никто меня не опередил.

– Не понимаю, что ты там забыла?

– Возможно, он вёл дневник.

– Ага. Могу себе представить этот дневник! «Сегодня пасмурно. Давление сто тридцать на семьдесят, в Петербурге дожди, а Петропавловске-Камчатском полночь». Лучше в библиотеку запишись, честное слово.

– Тебе всё шуточки! Дед Николай хотел мне что-то рассказать. Я пойду к нему в дом и посмотрю, может, он что-то оставил для меня.

– Что, к примеру? И как ты собираешься попасть в дом, если он заперт?

– Дверь, скорее всего, закрыта, но можно влезть в окно.

– Куда катится мир? Раньше мужчины лазали в окно к дамам, теперь дамы лезут куда не следует.

– А что, если деда убили из-за дневника?

– Если это так, куда ты лезешь, дурёха? Я бы тебе рассказал, да не помню и половины.

– Что рассказал?

– Всё. Иди уже, есть не даёшь, хоть поспать дай, что ли.

К соседу Даша решила попасть через забор. Калиткой пользоваться не хотелось по двум причинам: было не по себе из-за того, что там только что лежал труп, ну и лезть в чужой дом – дело, не требующее публичности.

Перелезать не пришлось, в глубине участка, рядом с высохшим кустом, в заборе не хватало нескольких досок, проход был открыт.

Даша нырнула в проём и тут же обожглась о крапиву, росшую на соседнем участке, угодив из тёплого солнечного дня во мрак и холод.

Унылая картина: запущенный огород, твердокаменные грядки, заросшие лопухами, покосившийся скелет парника и парочка крестов в оборванных рубахах. Деревья замерли, птиц не слышно, необъяснимая и тревожная тишина, словно с уходом хозяина жизнь на этом клочке земли остановилась. Даже занавеска развевается на ветру бесшумно, словно в немом кино.

Однако, кроме Даши, здесь находился кто-то ещё. В доме звякнула посуда, что-то покатилось и голос тихо чертыхнулся. Первым порывом было сбежать, но любопытство победило. Девушка подошла к окну, забралась на завалинку и осторожно заглянула за занавеску. Большая загруженная книгами комната. Книги в шкафах, на столе, на стульях, на полу. В комнате никого. Полусгнившие доски завалинки с трудом удерживали шпионку. Держась за стену, она подкралась к соседнему окну. На кухне тоже никого, и повсюду лежат книги. Внезапно откуда-то из-под стола вынырнул человек, в руках у него была клетчатая тетрадь, девушка отпрянула от окна.

«Что он здесь делает? Он меня видел? Нет, вроде бы не заметил».

Дверь распахнулась, и человек вышел на крыльцо. Даша, боясь быть обнаруженной, плотнее прижалась к стене дома.

«У него есть ключ. Значит, он убил деда и теперь что-то ищет в его доме. А вдруг ему нужен дневник? Дневник у меня, и он об этом знает! Либо я в большой опасности, либо он ищет что-то другое».

Раздался треск, гнилые доски завалинки не выдержали шпионского натиска. Наверняка он услышал. Даша рыбкой нырнула в кусты смородины и некоторое время сидела в укрытии. Но во дворе стояла тишина. Ушёл.

Дверь дома была распахнута. На негнущихся ногах девушка вошла внутрь. Она не успела побывать в гостях у деда Николая, поэтому не знала, изменилось ли что-то после того, как здесь побывал непрошеный гость.

Вокруг стоящего посередине кухни таза разлита вода и видны мокрые следы. Стопки журналов и книг подпирают друг друга, будто раненые бойцы. На столе, застеленном пожелтевшей газетой, валяется засохшая четвертинка хлеба и наполовину ощипанный пучок редиски. На дне трёхлитровой банки, накрытой серой марлей, кунсткамерно плавает чайный гриб.