Что же делать? Они знают, что я тут. Бежать? Я оглянулась. За моей спиной лишь страшно скалилась черная пустота, и неприятный пронизывающий сквозняк шевелил рубашку на спине. Собравшись с духом, я потянула на себя тяжелую дверь. Раздался противный скрип несмазанных петель. Меня тотчас обдало горячим теплом от камина, когда я несмело шагнула вперед. Пес, не шевелясь, смотрел на меня.

– О, как это мило с вашей стороны, девушка. Вы наконец вошли. И вправду, чего тянуть, не съедим же мы Вас.

Я молчала в некоем оцепенении – не могла понять, что делать дальше. Осмотревшись, я увидела красивые, полуразрушенные колонны с облетевшей позолотой и внушительными трещинами во весь рост. Справа в самом углу у стены большого зала в удалении от камина и очень мягкого ковра был маленький деревянный столик с дрожа догоравшей свечой. И в этом тусклом блеске сидел человек и что-то писал, сгорбившись над своими трудами. Это был седой старик с большой бородой, в бедной серой рубахе. Он работал столь усердно, что, казалось, ничего не замечал вокруг себя. Ни роскошного камина и персидского ковра, ни страшных трещин огромных колонн, ни убогости своей одежды и столика. Рядом стояла небольшая плошка, к которой он иногда прикладывался губами и снова, ни на кого не обращая внимания, продолжал писать на широких желтых листах бумаги.

– Ну что же вы не проходите ближе к огню? Вам не холодно путешествовать босиком?

Я посмотрела на свои босые ступни, с удивлением отмечая, что он прав. Мое молчание затянулось, хотя совершенно не понимала, по какой причине. Я попыталась сказать что-то, но звуки застряли в горле.

– Проходите смелее, – приглашал незримый собеседник, делая жест в сторону низкого каминного стульчика с восхитительно-кровавой обивкой. Словно деревенея, я не могла сделать и шага в его сторону. Внезапно мне стало очень страшно и стыдно одновременно. Страшно увидеть этого человека. Его спокойная речь скорее пугала, чем располагала. В этот момент заметила, как всё вокруг меня начинает всё больше пугать. Эта музыка, тонкий женский голос, перебирающий ноты, казался скорее криками детского ужаса. Я испытывала смятение, мне было стыдно за своё положение. Стою босая на мягком ковре в незнакомой, уже пугающей комнате. Мне стало совсем неуютно, словно была голая, захотелось прикрыться. Я смотрела на спинку кресла, и мне казалось, что сейчас увижу нечто ужасное. Секунды, слипаясь, растягивали время. Я вдруг поняла, что боюсь внезапно увидеть его лицо. Мне показалось, что крик уже застрял в горле, и тут брёвна затрещали в камине еще громче, искры рассыпались в разные стороны, и прямо к ногам моего собеседника выкатилось нечто похожее на тлеющее полено. Собака взвизгнула от неожиданности и отскочила прочь.

– Ба! – крикнул удивленно мужчина.

И я проснулась, резко сев в своей кровати. Сну была не особо удивлена. Я всегда отличалась тем, что мне снились объемные сны с эффектом присутствия. Иногда они так очаровывают, что, отправившись в очередное захватывающее путешествие, потом еще долго не можешь отойти и бродишь, бродишь как зачарованная.

В этом году февраль был не похож сам на себя. Не было долгих снежных метелей, дни были чаще тёплые и не промозглые. Когда редкий снег выпадал на бесцветные улицы, он тут же смешивался с лужами и таял. Недовольные дети не пищали от счастья на горке в овраге прекрасными синими вечерами, а понуро шли по улицам, всё ещё в глубине души теша себя тем, что снег еще может выпасть в большом количестве и весело позовёт их на горку вместе с уже успевшими застояться дома санками. Вечера были длинными и неуютными, совсем не хотелось гулять перед сном. Голые деревья качались под суровым одиноким ветром. Со станции был слышен голос девушки из мегафона и железный скрежет прибывающих «рабочих» электричек. Они успешно доставляли рабочий народ из Москвы до нашего тупика.