– Хватит! Я сама лично всё это слышала!

– Ирочка, ты не понимаешь! Мама… у меня мама очень придирчива к моей будущей невесте. И очень ревнива! Если бы я описал ей свои истинные чувства к тебе, уверен, что она была бы в ярости! Любимая, поверь мне! Ты мне дороже всех! – Сергей врал самозабвенно, старательно выводя дрожащим от чувств голосом всевозможные нежные и трепетные фразы и обороты.

Между тем, нельзя сказать, что чувств не было! Были, и ещё какие! Любовь меж них тоже присутствовала – горячая, искренняя и пылающая любовь к самому себе! А ещё-то самое ощущение близости к мечте, когда, кажется, руку протяни и схватишь самое-самое своё заветное желание. Ради этого, как Сергей был уверен, можно и врать, и в любви клясться, и вообще делать, что угодно – он потом разберётся. Главное, не упустить эту глупую деваху, которая сейчас непременно поверит ему, сотрёт с лица это неприступное выражение, зальётся слезами и падёт ему на грудь, клянясь в любви и ужасаясь, что чуть было его не бросила! Ну, вот… вот сейчас…

– Пошел вон! – Ирина только глазами сверкнула в ответ на все пустые клятвы и враньё, щедро расстилаемое перед ней этим прощелыгой.

Она не могла не знать о том, что такие люди есть – время от времени слышала истории о таких «прощемившихся» в высшие научные эшелоны и выезжающих на том, что они были женаты или вышли замуж за кого-то «нужного».

Правда, себя она за такую «нужную» не держала – попросту знала, насколько дед холодно оценивает её таланты. Но это знала она, а не этот подлый тип, готовый ради нужных связей жениться на нелюбимой, врать ей, даже детей с ней завести, лишь бы привязать покрепче. Она презирала и себя…

– Как же я не поняла-то? А? Это мне так хотелось, чтобы меня любили, что я ничего не замечала, не видела, не слышала… Фу, противно-то как!

– Ах, вот оно как… прынцессочка дедова, да? До простых смертных нам и дела нет, да? – Сергей, словно в стену с разбегу врезался, осознав, что все его старания пошли прахом, а раз так, можно уже и не изображать что-то этакое! – Куда уж обычному парню до тебя, да, дрянь питерская?

Он шагнул было к ней. Нет, ударить и не думал, а вот схватить за плечи, потрясти, душу отвести, глядя на её страх, утешиться хоть этим, внезапно очень захотелось.

Прилетевший в челюсть кулачок, разумно укрытый несколькими слоями плотной льняной ткани, отбросил его обратно в ванную, а Семён Семёнович, бросившийся ему под ноги и красиво заплетший конечности недруга, непринуждённо уронил его на пол. Кусок мыла, на которое прилетел несостоявшийся жених, доделал начатое хозяйкой и её котом.

– Нда.. надо было его сначала развернуть к двери, а потом стукнуть! – деловито посетовала Ирина. – Ааааабидна, однако! Интересно чего он так вопит? Cёмочка, ты не в курсе? Ну, на пол грохнулся и что? Отбил мозг сотрясением нижних полушарий? Эй, ты! Ударник матримониального фронта, чего ты так воешь? Чего-чего у тебя пострадало, болезный? Ой, нет, считай, что я не спрашивала. Вот это меня уже не интересует!

Выставить этого типа, травмированного в особо уязвимом месте обычным куском мыла, было не так просто, как кажется, но Ирина справилась, а закрыв и заперев за ним дверь, удалилась в комнату и… и вовсе даже она не плакала, а плюхнулась на кровать и рассмеялась.

– Это ж надо, а? Вошёл жаааних целый и невредимый, вышел брошенный, поцарапанный котом, ушибленный ванной в лоб, мной в челюсть, полом в филей и мылом в… самое дорогое, что у него есть – раз ни чести, ни совести, ни чувства собственного достоинства не наблюдается! Хорошо хоть мыльница в сражении не участвовала – мы бы ему вообще бы ничего целого не оставили.