– Естественно. Мы хотим, чтобы все было чисто и по закону.

– В таком случае вот моя карточка – я буду ждать его звонка.

– Отлично. – Я прячу карточку в бумажник из змеиной кожи, и мы обмениваемся прощальным рукопожатием. – Счастливого Рождества, мистер Костелло!

Под звон дверного колокольчика вхожу в «Филателию Бернарда Крибеля» на улочке Сесил-Корт близ Чаринг-Кросс-роуд, и меня обволакивает аромат трубочного табака. В центре узкого длинного зала высится стойка с марками средней стоимости. Более дорогие экземпляры покоятся в запертых витринах у стен. Я разматываю шарф, но старая школьная сумка остается висеть на груди. По радио звучит второй акт «Дон Жуана». Бернард Крибель, в костюме зеленого твида и с темно-синим шейным платком, косится на меня поверх клиента у письменного стола, дабы удостовериться в моих намерениях; я всем своим видом показываю, что готов подождать, и тактично держусь на расстоянии, рассматривая безупречные негашеные экземпляры «Черного пенни» в специальной витрине с постоянно поддерживаемым уровнем влажности. Вскоре становится ясно, что крибелевского клиента ждет большое разочарование.

– Что вы имеете в виду? – возмущается он. – Как это – фальшивая?

– Возраст этого экземпляра не сто лет, а от силы сто дней. – Хозяин магазина снимает очки в тонкой оправе и трет слезящиеся глаза.

Клиент жестикулирует, как комедийный итальянец:

– Но здесь же выцветшие краски! Пожелтевшая бумага! Эта бумага никак не может быть современной!

– Старинную бумагу раздобыть несложно, но вот эта штриховочная сетка наводит на мысль о двадцатых годах двадцатого века, а никак не о девяностых годах девятнадцатого. – В размеренной английской речи Бернарда Крибеля сквозят славянские интонации: насколько я знаю, он родом из Югославии. – Затем бумагу окунают в слабую чайную заварку, давно известный прием. А вот над печатными досками пришлось корпеть не одну ночь, – впрочем, такое трудолюбие легко объясняется прейскурантной стоимостью в двадцать пять тысяч фунтов. Кстати, краска тоже вполне современная… «Уинзор и Ньютон», жженая охра, разведенная, разумеется… В целом весьма неплохая подделка.

Клиент взвизгивает оскорбленным фальцетом:

– Вы что, обвиняете меня в подделке?!

– Что характерно, я обвиняю не вас, а того, кто совершил эту подделку.

– Вы просто пытаетесь сбить цену! Признайтесь!

Крибель с отвращением морщится:

– Возможно, вашим товаром заинтересуется какой-нибудь перекупщик на Портобелло-роуд. Можете попытать счастья на передвижных ярмарках марок и монет. Прошу прощения, мистер Бадд, но меня дожидается настоящий клиент.

Мистер Бадд с разочарованным стоном выбегает из магазина и пытается хлопнуть дверью, но дверь отказывается хлопать. Крибель качает головой, сокрушаясь, до чего дошел мир, и я спрашиваю:

– И часто фальсификаторы приносят вам свои подделки?

Крибель втягивает щеки, показывая, что вопрос не заслуживает его внимания.

– Мне знакомо ваше лицо… – Он перебирает свою мысленную картотеку. – Э-э-э… мистер Анидр. В августе вы продали мне блок из восьми негашеных марок Питкэрнских островов. Хороший чистый блок.

– Надеюсь, вы пребываете в добром здравии, мистер Крибель?

– Более или менее. Как ваши занятия? Помнится, вы изучаете право в Университетском колледже Лондона.

Ха, он явно хочет меня подловить.

– Нет, астрофизику в Имперском колледже.

– Да-да, конечно. Вам удалось обнаружить разумную жизнь в космосе?

– Ее там ровно столько, сколько здесь, на Земле, мистер Крибель.

Он улыбается старой шутке и смотрит на мою сумку:

– Вы сегодня покупаете или продаете?