– Так. – Алексей придвинул стул к дивану, сел, взял дочь за руку. – Теперь у меня больше нет сомнений. Лена, ты или заболела, или что-то ужасное с тобой случилось. Я очень прошу: расскажи мне все. Быстро и сразу. Так будет легче, вот увидишь.

И Лена заговорила… Медленно, подолгу подбирая слова. Тут самое важное – не сделать откровенных ошибок. Никаких терминов, которые можно проверить, никаких адресов и имен. Реальная слабость помогла ей выстроить туманное описание беды. Она пользовалась самыми общими обозначениями того, что в наше время поймет любой. Прогрессирующее недомогание, слабость, отсутствие аппетита… Заставила себя посоветоваться с опытной знакомой. Маму и бабушку не захотела пугать. Знакомая посоветовала маленькую частную клинику. Там нет очередей и скромные суммы. Нет сил говорить о подозрениях специалистов, о результатах первых анализов… В общем, там лимфатические узлы… С ними все не так. Сказали, что нужны тщательные исследования… На все это требуются силы, время и, главное, деньги. Наверное, очень большие деньги. Прогноз врача не совсем плохой, но, во всяком случае, очень тревожный. Лена слушала себя со стороны и не сомневалась в том, что в такое невозможно не поверить. А папа… Он не способен усомниться в том, что его ребенок говорит правду. Было очевидно, что Алексей с первых слов понял, о чем речь. Услышал то, что Лена старательно не называла. И он сам ни за что сейчас не озвучит то, что понял. Лена смотрела в его страдальческие глаза и вспоминала этот взгляд. Так папа в отсутствие мамы смотрел на нее, когда она разбивала локти или колени. Он старательно дул на ранку и долго не мог решиться промыть эти царапины антисептиком и замазать зеленкой. Папа страшно боялся причинить ей еще большую боль. Именно так он смотрел на нее сейчас, и ни за что не произнес бы слово «рак», которое может вонзиться в ее сознание, как скальпель, который ей может грозить… Лена любила эту его деликатность, хотя давно уже оценивала с позиций своей взрослости и силы – это, конечно, слабость. Но спасибо тебе, Господи, за таких слабых людей! Без них было бы слишком мрачно.

Лена видела потрясение и страдания Алексея. Ей как зрителю даже понравилась эта сцена. А мама как-то сказала дочери, что профессия актрисы не для нее. «У тебя очень много способностей, но актерского дара нет. И это, может, даже к лучшему. Тяжелый и часто неблагодарный труд», – успокоила она Лену. Интересно, как Виктория оценила бы дочь в этом образе. Но тут ясно одно: пытаться обмануть маму было бы слишком рискованно: раскусила б только так. Да и смысла никакого.

Короче, Алексей, конечно, тут же сообщил дочери, что с деньгами все будет в порядке в любом случае. Так все совпало, что он получил большую премию. Деньги пока не дошли, но этим занимаются другие люди. И все будет хорошо, отец знает множество примеров. Можно поехать для исследований и вероятного лечения в самую лучшую клинику мира. И так далее и тому подобное. Лене удалось благодарно улыбнуться, уткнуться лицом папе в плечо и даже стереть несуществующую слезу.

Простились нежно, искренне, договорились о постоянном созвоне. Лена села в машину, уже не чувствуя себя иссушенной мумией, неспособной даже дышать. Она прекрасно дышала после стакана холодной воды, выпитой у отца. А воображение уже подсовывало соблазнительные видения нежных ароматных стейков, пирожных и мороженого.

Мучила ли ее совесть? С такой химерой она не была знакома. И в чем, собственно, преступление? Разве не отец должен решать проблемы ребенка и поддерживать его во всем? А та проблема или иная – это уже не суть. Лена обозначила ту, которая безошибочно работает. И им обоим было совершенно понятно, что для премии отца лучшее применение – отдать ее на счастливое и комфортное будущее дочери. Это достойнее и логичнее, чем нашпиговать деньгами прилипал и аферистов, а дальше пропивать до зеленых чертей свой замечательный талант, который может привести и к другим премиям. Лена даже растрогалась, так у нее все мило и разумно получалось. Набрала номер папы и ласково произнесла: