Я кивнула, неожиданно радуясь его появлению.

-Ну, так чевой стоим то? Зарянка- то заждалась, уже и ужин готов, и компания из девиц красных, одной тебя токмо и не хватает.

-А ты как тут очутился?

-Так Елена подстраховать просила, - он махнул рукой на дорогу, приглашая продолжить путь. – Эти ж ее, букашки, от воды далеко не могут отходить, я то тоже не особо то могу, но покрепче буду. А и ужина, скажу тебе, сытного, давным–давно не пробовал. А Зарянка-то хозяюшка, готовит – пальчики оближешь. А раз с тобой приду – то и к столу попаду.

-Так ты на ужин хочешь, а не меня проводить, - хмыкнула, пряча улыбку.

-Вы, бабы, не только нервные, но и вредные, - проворчал Хухлик. – Вот чего тебе надо все знать, до всего докапываться. Иду себе, да и иду. Или мне вернуться назад? – он остановился и косо глянул в мою сторону, сощурив глаза.

-Нет-нет, спасибо! Пойдём, конечно.

Его лицо вмиг расслабилось.

Последний светляк моргнул и пропал, а мы направились по тропинке, которую подсвечивал нам Хухлик. Ветка в его руке превратилась в бодро горящий, нескончаемый факел.

Заприметив мой восхищённый взгляд, гордо пояснил:

-Я ж водный житель и огонь мне не мил. За прут этот, вечно горящий, Горыневым обязан.

-Хм-м, вот как, - прошептала я. – И много кого ты из их семьи знаешь?

-Да уж все семейство, - гордо кивнул Хухлик.

Тяжело вздохнув, подняла голову к небу. Навий лес раскачивал над головой ветвями, будто пытался подбодрить и успокоить.

Небо горело мириадами звезд.

«Странный мир, дикий и… волшебный. Только волшебство жуткое. С мерцающими тьмой глазами, с горячими охранными рунами, добрыми лягушками… Со зловещими байками и пугающими напутствиями…»

Наконец-то, вдали показались огни жилого дома. Свет в окнах призывно мигал теплым светом, а за плотными занавесками мелькали тени.

-А Зарянка-то поди не сама, - так же заметил Хухлик. – Хотя, добрейшей души баба, у нее всегда кто-то да и гостит. Хотя все равно часто остается сама, вот доля то какая. И с мужиком не повезло ей совсем, да и сынок… ну, - сам себя поправил, - тут не все потеряно, конечно, не все… А может даже и на их улице праздник будет, чего ж и не быть? Может еще и на свадебке погуляем, традиционной, обрядовой. По-другому ж между ними нельзя, - забормотал себе под нос мой странный провожатый. – Как это, в яви обряды не принято? А чего им в яви делать?! У Зарянки-то вон и задний двор – целая лужайка, и квакуху на вахту болотную туда-сюда махнем… загуляли-и бы… о-хо-хо.. но это только если… да кабы.

-Эм, - попыталась встрять я, хотя уже и знала, что когда его вот так прорывает, дело это гиблое. – У Заряны сын есть? Взрослый?

-Да постарше тебя будет!

-Он с ней живет?

-Какой там, - Хухлик махнул рукой. – Но мать он любит. Наверное, ее единственную кого и любит. Нет в его сердце больше никого… а может уже есть. Носится же вон, по болотам да горам, как будто его кто ужалил.

-И девушки нет?

-Та-а, этих вертихвосток полно, - он пренебрежительно сплюнул. – В отца своего, кота помойного, пошел. Тот все по бабам шляется, вечная весна у него, а младший туда же. Как будто нескончаемый гон у них. Все гены – крокодилы виноваты. Яблочко от яблони, как говориться…

-Кота? Гон? Крокодилы? – переспросила тихо, потому как мы уже миновали небольшой заборчик и подходили к крыльцу, на котором нас выглядывала миниатюрная женщина с просто умопомрачительной копной волос, что в отсвете огня казались красными.

- Все-то забываю, что ты не местная. Гон, девочка, у волколаков бывает, когда они спариваются, как те кролики и могут потомство зачать. Для волколаков потомство – это все! Потому что только от истинных его и заиметь можно, поняла?