Проминем Рождество, а засим Новый год,
И без нас ангелы восприветствуют святки,
Обереги одно расточил родовод,
Столь мы нищи, Господь, негде ставить и латки.
В снах тризнили златых о других берегах,
Только бреги Твое сокрывают завесы,
Змеев будем кормить и лядати в лугах,
Нас из глины творить станут разве Зевесы.
Пусть хоть зрят на пирах все Твое ангелы
Бойных агнцев тяжких воскресенье из скверны,
Без венцов прележим, не поем и хвалы
И не кличем Тебя вскушать яства кошерны.
Запивают пускай родовые грехи
Ангелочков толпы, промышляя о чуде,
Сколь закланно тяжки агнецов потрохи
Мы легки по бытьи, источенном во блуде.
«Не отнимут у мертвых цветов…»
Не отнимут у мертвых цветов,
Ледяные сии, ледяные,
А и взняти ли чад от крестов,
Сколь преложны юдоли иные.
Будут эльфы пурпурно летать,
Будут кровию ангелы виты,
Как Господь нас хотел испытать,
Удались на всеславье испыты.
Под мерцанием рдяной Звезды
Мешковины кровавые снимем,
И собились у мертвой воды —
А лилей яснобелых не имем.
Дубль
Исчезновение
Возлил он кровь свою в закат,
Но уцелело отраженье.
В зеркальном холле автомат
Теней дублирует движенье.
А в небесах горящий крест
Все тяжелее нависает,
И чаши млечные Гефест
Огнем холодным обжигает.
О, ледяное пламя дней,
Неспешное теченье Леты!
Чем бездны ближе, тем ясней
В них блещут наши силуэты.
И кровью срам не искупить,
С млынами весело сражаться,
Кому из вод летейских пить —
Кому в их нетях отражаться.
Гиады плачут об иных
Единородных младших братьях,
И угли шпилей именных
Кроят узор в их черных платьях.
Не все ль равно, зачем ушли
Мы некогда во мрак смертельный,
Когда любить еще могли
Хотя б за сребреник поддельный.
Неважно, смертью смерть поправ,
Пропавшим не дано вернуться,
Возможно разве с переправ
Загробных молча оглянуться.
Пирамидальные кусты
Плывут в астрале отраженном,
И снег-сырец из темноты
Кропит парадники озоном.
Запомни, Райанон, снега,
Изнанку черную и зимы.
Их равнодушны жемчуга,
А мы тоскою уязвимы.
Любить декабрьский мрамор здесь
Вольно под бременем упадка.
Свою бессолнечную смесь
Всяк выпьет залпом до осадка.
Кипит и пенится она
Слезою яда золотого,
Но кубки допиты до дна
И на устах кровавых – Слово.
Ты дождалась прощальных ласк,
Сквозь огневой вертеп к «Савою»
Прорвался не звонок, а лязг
Чувств, оголенных теплотою.
«Во зерцале, Господь, золотом предстоим…»
Во зерцале, Господь, золотом предстоим,
Во зерцале кроимся из мглы,
Червоимные раны в серебре таим,
Хоть и вретища будут светлы.
Шли ко немощным лицам страстные цвета,
Мы и чтили церковную злать,
Всё хотели серебром завесить Христа,
Всё кричали Ему – исполать.
Лишь спасутся благие Твое ангелки
И багряную тьму обойдут,
Мы вознимем чрез Смерть юровые цветки,
Нас оне так и мертвых найдут.
«На пире смертушка гуляла…»
На пире смертушка гуляла,
Как звали сами – все не шла,
Теперь с косой приковыляла
И на порог наш забрела.
Перстами змеек возвивает,
Из них венец един плетет,
Порожец сирый обивает
И зазывает, и гнетет.
Не оттого ли все страшнее
Чадится Божия Звезда,
И в кельхах смерти пречернее
Точится мертвая вода.
Ах, припасали мы волошки,
Чтоб их на тризну заплести,
Да окаянной хлебной крошки
И не сумели припасти.
Красив отбельный тот веночек,
Идет и Смерти он к лицу,
И кровь течет из наших очек
По червозмейному венцу.
«Как завидим коней под звенящей дугой…»
Как завидим коней под звенящей дугой,
Огнедышащих черных коней –
И поймем, что сегодня Господь всеблагой
Нас венчает на царство теней.
Буераки нагорные полны мокриц,
Мертвых царичей поздно спасать,
Под рогожками днесь укрывают цариц,
Волокут с мешковин воскресать.
И не ссудит Господь серебра на помин,
И вплетут нам любовно в венки
Чермны розы и мертвенно-бледный жасмин