Богоматерь в цветках мы тризнили порядно,
Что ж теперь во уста венценосных лобзать,
И пеянье царей на века червоядно.
А венцы и горят, и чернятся Кресты,
Как на пир зазовут – и тогда не склонимся,
Перебили музык, их в серебре персты,
Мы и в смерти, Господь, векоприсно им снимся.
«Иль не Божия днесь лепота…»
Иль не Божия днесь лепота,
Ангелки с неба звезды крадут,
И червонный, и черный цвета
Одинаково мертвым идут.
Так у Смерти украли самой
Кровоточную жало-косу,
Время слезы чернить суремой,
Волошкам расточати красу.
Ах, горят юровые клины
Осиянным цветочным огнем,
И бесхлебные веси красны —
По тернице со них отвернем.
А и сами, Господе, в нощи
Все горим под иродный трезвон,
И Звезды провозвестной лучи
Нам во бельмы лиет Аваддон.
«Как ромашки тяжелые в снег упадут…»
Как ромашки тяжелые в снег упадут
И воспыхнут огнем, и засохнут, совившись,
Мы приидем туда, где теперь нас не ждут,
Удивим ангелочков, нежданно явившись.
Посплеталися змеи у нас в волосах
И набилась во белые усны крушница,
Ну и что же с того, в юровых небесах
Пусть встречает хоть смерть да зовется сестрица.
Все смеется она, веселится-поет,
Все на острую косу ногой необутой
Наступает, веночек извив, разовьет,
Но следит безотрывно за каждой минутой.
Ангелочки-цветки, не ищите Христа,
Были вы завсегда меж умерших своими,
Дайте миг продохнуть близ Распятья-Креста,
Не напрасно мы вас почитали святыми.
Ах, незваным гостям не дадут ничего,
Да мы сами давно ничего не просили,
Просто все провели до распятья Его
И остаток времен по ночам голосили.
Не печальтесь, крылатые чада, ужель
Не восплачете вы по юдольным кровинкам,
Нашей мертвою кровью разбавили хмель
Царской водки и слез, припасенных к поминкам.
Те ромашки пошли на венчальны венки,
Посвивалася желть в снеговые колечки,
Изукрасились гнилостно их лепестки
Во исчерную цветь, догорев, яко свечки.
«Любить и мертвые умеют…»
Любить и мертвые умеют,
А их ли славили в миру,
Они по житии немеют,
И каждый – свечка на пиру.
Цвет преглядим и содрогнемся,
Как биты чернью купола,
С распятий истинно вернемся
Чрез ось звериного числа.
Все амалтеи суть овечки,
Годна лишь вера для щитов,
И мы кровями нощно свечки
Востеплим: зрите лжехристов.
«Господь, отслужат литии по нам…»
Господь, отслужат литии по нам
И мертвые предъявимся к Тебе,
Что слезы наши ложным вещунам,
Пируют пусть и хвалятся в алчбе.
Суббота разливает чернь свою
И голуби летят за Ахерон,
Очницами хоть узрим кутию
В червонном серебре Твоих корон.
Тот веровал, кто с башнями звенел,
На царствие мы ждали ангелков,
Кармин излит и пурпур исчернел,
Вся кровь слита во лепие венков.
Собиты мы, а демоны терзать
И мертвых не боятся для потех,
И некому двуперстно указать
На столпников замученных Твоех.
«Приумолкнут кукушки в зеленях нагорных…»
Приумолкнут кукушки в зеленях нагорных,
Смерть убельно пожнет свои черные хлебы,
Красовались они меж полосонек сорных,
Возрастали-цвели для сиротской потребы.
Не достало сироткам костяной горбушки,
Им и колоса нет с околдованной бели,
Посокрылися Авели в чермны задушки,
Забрели в цветяные овсы Азазели.
А и было темно от смертливых пеяний,
Свете белый сувоем тогда истончался,
Только Боже не знал, как в тщете вседаяний
Мертвый братец с юродной сестрой распрощался.
Господ-Бог еще узрит замученных чадов,
Премучения наши оплачут сестрицы,
И почтут нас червовые тьмы вертоградов
И вспоют в них во здравие мертвых зегзицы.
«Пойдем на Патриаршие пруды…»
Пойдем на Патриаршие пруды,
Сиреневый там дождь еще не хладен,
Каждят останки пляшущей Звезды
И дьявол темноцарственный безладен.
Пойдем, поидем, друг успенный мой
Иль мертвая подруга, будем вместе
И плакать над точащею сурьмой