Ангелочки всегда неискусны.
Ах, он хочет поведать о бедах своих,
Только лиха довольно и в небе.
Будем жити и кровию жаловать их,
Забывать о вине и о хлебе.
Окропили самих во купельной реке,
Всё глядим, как сыночек играет,
Предержит расписную игрушку в руке,
А другою слезу вытирает.
Отмахнет Михаилка алмазным копьем
Изо смерти и жизнь мы искупим,
И венок со чешуйных ромашек довьем,
И Господний порог переступим.
«Летают Божии голубки…»
Летают Божии голубки,
Их осеним двумя перстами
И мертвых тягостные кубки
Сольем под ровными крестами.
Как нечем с Господом делиться,
И нечем вербницу преславить,
Мы будем тихо веселиться
И во спасение лукавить.
И станут кровию те вина,
О коих ангелы не мнили,
И всякой вербы сердцевина
Завьется пламенем из гнили.
«Много ль трачено слез на последний псалом…»
Много ль трачено слез на последний псалом,
Кровь ушла во письмо и счернились калики,
Только чезнем, Господь, за атласным столом,
Отходную Твои ныне грянут музыки.
Вянут наши цветы, страшно вянут оне,
Белы девы влекут мертвецов ко церкови,
А левконий и роз бутоньерки в огне,
Василечки темней царедворной любови.
Ровно лета горят доле смерти самой,
Всякий точится мир доле житий бесправных,
И пришли мы, Господь, каждый с нищей сумой —
Сквозь терницы узри нищебродов потравных.
Ноябрь, 1980
Звезды смерти
Слезы твои не собрать,
Коль цветники оголились,
И перед снегом опять
Раны созвездий открылись.
Северных ветров порыв
Древние высветил выси,
Золотом с чернью налив
Их – как во дни дионисий.
В мороке волковский сад,
Яблоконосные жерди,
Там лишь яснее горят
Звезды невидящей смерти.
Льдом раззолочен покров
Бездн, в коих ты отражалась
И пред зерцалом снегов
Вся, до костей обнажалась.
«Престанут рубища сочиться…»
Престанут рубища сочиться,
Благие голуби взлетят,
И нам положат не влачиться,
И всех именно освятят.
Мир куполам, святится Царство,
Те ж голубицы на вратах
Пеяют горькое мытарство
Сих, кто со немостью в устах.
Давно мы наги и разуты,
И слезы наши днесь пиют,
И звонари кровавой смуты
Во колокольный пепел бьют.
«Повенчавшись со мраком пустым…»
Повенчавшись со мраком пустым,
Утолят наши тени печали,
Поелику и старцам святым
На земле ничего не прощали.
Лишь хотели мы август встречать,
Огнецветие яствий несметных,
Всеблагими слезами венчать
Краснолепость ромашек соцветных.
Августовские вина еще
Диаменты прельют суремою,
Пепел звездный блеснет горячо
На графинах с кровавой тесьмою.
Как нельзя мертвых ангелов петь
И живых охранителей славить,
Раньше Господа туне успеть,
Станем рои демонов забавить.
Веселятся пускай их чреды,
Слезы наши алмазные гасят,
Четвергуют до новой среды,
Ржою бойные тернии красят.
Но кремниста и эта стезя,
Тще ли венчики горькие снимут,
Рай узреть мертвородным нельзя,
А убитые света не имут.
Потаенные взоры темны
И торжественны светлые речи.
В нас навечно теперь влюблены
Отлюбившие Бога предтечи.
Осквернит ли реченье монгол,
Возвеличат презренные слоги
Скифы тьмы – поминальный глагол
Будет жечь троекрестье дороги.
В Рим ведут меловые пути,
Желтый Лондон блюдут англосаксы,
Дале некуда мертвым идти,
Всюду рдятся безумные Максы.
А розовие белое где,
Мы неспешно его преминули,
Вифлеемской холодной Звезде
Сколь пылать, ангелочки уснули.
Спят и видят чудесные сны,
Реверансами Бадри встречают,
Се оцветники райской весны
Зрят и демонов смерти не чают.
Только ангелы вспомнят одне
Покаянные тексты молений,
Во слезах отыграют оне
Марш неписанных тех посвящений.
«Изолгались волхвы и не видят Звезду…»
Изолгались волхвы и не видят Звезду,
Ирод-царь серебро по могильникам прячет,
Крови тратней слеза в иудейском роду,
Мертвый волче одно к царичам не доскачет.
Как нас били, Господь, и нельзя рассказать,