Вот явится как заспанная мать
В ночнушке подмогильного шитья,
И мертвый станем воздух обнимать,
Вытаскивать сынка из лоскутья.
И жалкой не осталось от меня
Кровинки – исслезилась и она,
И в очи белокровного огня
Плеснула та же Смертушка одна.
А был сынок прекрасен и умен
Да Господь не пустил его к живым.
Возглянешь в небо – протьмищи ворон
Галдят по перелетам юровым.
Вдоль пажитей бредет он без пути,
Ручонкой прогоняет черный гнус,
И плачет все, и плачет – и спасти
Не может Михаилку Иисус.
Сыночка осиянные стопы
В ходьбе не приминают васильков.
Кричу, не докричуся из толпы:
«Я много наплету тебе венков.
Умру скорей, чего здесь балевать,
И вместе побредем чрез лепестки —
Со кошиков нецветных раздавать
Волошковые синие венки».
Кора
Кладезь бездны
Части света сближая волнами,
Обмелел океан мировой.
Юг и север сошлись перед нами
И свободный разрушился строй.
Золотой треугольник сверкает,
Старый свет, Новый свет – два угла,
А на третьем простор отсекает
Надъяпонского солнца игла.
Откровение нового слога
Суть лепная фита аонид,
И пылит столбовая дорога
Вдоль пустот, за горящий Аид.
Если нет здесь ни звезд, ни закона —
Рухнет крест бестелесный у врат,
Где иные встают геликоны,
Реки праведной крови горят.
Эти реки в кровавых ружницах
Перейти не дано святарям,
Живы розочки на багряницах,
Вспоминаний достанет царям.
Сон златой родоводу навеет
Не безумец, но княжий гонец,
Нощь темна, а еще багровеет
Несоимный алмазный венец.
Ах, Летиция, нас обманули,
Красен смертию всякий обман,
Черным слоги мелком зачеркнули,
Стал багряным стигийский туман.
Истеклись ханукальные свечки,
Изорделась порфирная мгла,
Нам проткнули иглицей сердечки,
Диаментов прочнее игла.
Аще глупость одна безогранна,
Пусть глупцы уповают на сны,
Мак наш мраморный делят, небранна
Будет персть арамейской весны.
Где же, Смерть, мировольное жало,
Где победа твоя и клеймо,
Дали вечности Божье лекало,
Дали ауру мы и письмо.
Зеленями ему не гаситься,
Кущи ль райские явят блажным,
Рая нет – и пойдем голоситься,
Петь бессмертие дивам лепным.
К ложным звездам свой подняли флаг мы,
Кровь свистит на гусином пере.
Это огнь застывающей магмы
Приближается снова к коре.
«В серебре ангелочки начнут голосить…»
В серебре ангелочки начнут голосить,
Переливно вия голоса,
Неубожным и черные снеги косить,
И норвежские зрети леса.
Ах, сиянны в пенатах отеческих бра,
Там давидовы звезды свились,
Из червленого их запекли серебра
И геройски от них отреклись.
Нет отмщения сим, внове орды торят
Ко порогу святому шляхи,
Паки ль Божии звонницы нощно горят,
Нашей кровью их биты верхи.
«Как ударим в Господний порог…»
Как ударим в Господний порог
Покаянно бескровными лбами —
И позволит вселюбящий Бог
Прогуляться тишком за гробами.
Донести до распятия крест
Не смогли и упали мы, Боже,
Со звездами попутав невест,
Свет очес их во смерти дороже.
Ляжем парно в могильнике лет,
Да заплачут младенцы едва ли,
Проводили не в Божий их свет
И не их мы персты целовали.
Ведь сама залежалась, поди,
Ты под крышкой дощатого гроба,
Виждь, чернеет-горит позади
Окаянная жизни утроба.
Хоть ко смерти меня возревнуй —
Я в миру не дождался любови,
А и красил чело поцелуй
Чрез венец только змейками крови.
На твоей орбите
Как два состава в миг крушенья
Слились холодные тела,
Во мрак земного притяженья
Иглой душа твоя вошла.
Но вот междупланетным светом
Теперь огранна ты навек.
Что ж, и забвеньем, и приветом
Быть может счастлив человек.
Когда и раны не удержат,
И листья вьются над тобой,
Вдруг различает чувства скрежет
Душа за мертвою резьбой.
А листья эти вырезные,
Идут к оцветникам оне,
Грядут дороги всестрастные,
Цветки тлееть начнут в огне.
Дано ль избыть мирские страсти,