Жжет июль, где на миг Мнемозину
Повлекло в апрометный проем.
Словно пурпуром, залит одною
Мертвой краской, чей свет невелик,
Стан, омытый летейской волною,
Черной пеной обточенный лик.
Возвернулись, а смерть не избыли —
Жизнь тоскою не оголена.
И тогда мы друг друга забыли,
Как волну забывает волна.
Архаические опусы
Третий фрагмент
Понедельничать сил никаких, Господь, нет,
Хоть со пиршеств уйдут безоправдные князи,
Не зегзица ль сама принесла нам извет,
А в купели сошли червоглинные грязи.
Херувимы Твое без именных листов,
Черневые агнцы в змейных розах почили.
Вот ланитную кровь отерем как с перстов —
Да поидем гулять под стогновые шпили.
Иль узрит Иисус премучений терно,
Кровоступниц круху, неомытую в аде,
Ужли пялятся здесь юродивы одно,
Пред Господень порог не забрести нам, чаде.
Подносили и пить разве мертвой воды,
Разве траченых слез, где эфирные эльфы
Низлетали с Христом до юродной Звезды
И сибиллы агнцов уводили за Дельфы.
Что предъявят еще в середине адниц,
Валуны, вижди, там змей зачервленных кажут,
И царей, и нищих, упадающих ниц,
Подмогильной тесьмой чернокнижники вяжут.
Ах, избыли мы Твой серебряный оклад,
Всё безбожно гурмой за него соглядали,
И воздвигли, смотри, из камней вертоград,
Изо гробных камней, под какими лядали.
Злато-серебро слез расточает псалтирь,
Только нам не слышны и царские пеянья,
Тщетно кличешь, Господь, треба каменных гирь
Не дает бросить вниз колпаки-одеянья.
Пусто, пусто, Господь, пирований тщета
Отвела и невест, в персть ворыты детишки,
Предстоим без венцов, и крестна ж, золота
Наша доля – в смерти хоть приимь кровны лишки.
«Преломятся пустые огни…»
Преломятся пустые огни
И предстанет всетайное явным
Там, где пали с тобою во дни
Покаяний пред миром державным.
Сколь немыслим для смертников плен,
Разочтемся со праздной столицей
И ямбической строфики тлен
Изукрасим худою кровицей.
Те огни будут струйно гореть,
Яко воры, архангела встретив,
Не могли мы еще умереть,
Именитства свои не отметив.
Ледяная борейская ночь
По граниту воды уплывает,
Аугуста безродная дочь,
Калипсо наши сны обрывает.
Кто потратил и кровь на письмо —
Строк нетленных не склеит обрывы.
Провиденье попало само
В золоченые гнилью курсивы.
Изреченна фита сих слогов,
Нас от искуса Боже избавит,
И потайные речи врагов
Краской смерти червленой проявит.
«Мы славу небесному пели Царю…»
Мы славу небесному пели Царю,
И Он соклонялся ко нам,
И рек: «Только истинно вам говорю —
Есть вашим черед именам».
Что благовест нищим, одно лишь, цветки
Горчащие твердь не прейдут,
И с нами пеяли хвалу ангелки,
Сих венчики ясные ждут.
Доднесь Вифлеемская эта Звезда
Горит, никого не узнав,
И мертвая всех отражает вода
В цветницах кровавых канав.
«Рассчитавшись последней и страшной ценой…»
Рассчитавшись последней и страшной ценой
За никчемную участь свою,
Мы покинем пределы юдоли земной
И очнемся в желанном раю.
Это рай ли, Господь, это рай ли, тростник
Лишь виется на горних камнях,
Кто и в смерти был весел, томительно сник,
Аще зиждима цветь во тенях.
И великая слава Твоих не спасла
Рыбарей, сколь пусты невода
И тиара цезарская вновь тяжела,
Пусть хотя б мироточит Звезда.
Только погань во цвили вольготно снует,
Всюду чудища стонут одне,
Злое лихо унывные песни поет,
Всё целуются змеи в огне.
Лишь тогда и не сможем ни слова сказать,
Слезы выльем из веек пустых.
Нас в Отечестве было вольно истязать —
Бойтесь вами прибитых святых.
«Ах, нету ни могилки, ни креста…»
Ах, нету ни могилки, ни креста
У бедного сыночка моего.
В какие-то погиблые места
Сманила злая смертушка его.
Но помни, о тебе не забывал
Юродивый запнувшийся отец,
Слезами изобильно поливал
Волошки и сплетал из них венец.