Пять шотов приземляются на стойку – она пока ещё трезвая, но уже непроизвольно подёргивает оголённым плечом в такт. Девушка смотрит на стопки, будто не может решиться, но затем берёт одну в левую руку, другую – в правую, и залпом выпивает обе. Немного вздрагивает – как уточка, что пытается отряхнуться от воды.

Длинные худые пальцы ложатся на плечи Марины, она оборачивается – наконец-то пришёл! Серёжа улыбается – он знает, что это всегда сработает. Никто в целом мире не умеет улыбаться как он.

– Я опоздал, но искуплю! – Серёжа выпивает стопку и сразу тащит Марину на танцпол.

Бессмысленная музыка – именно под такую большинство людей танцуют с самым серьёзным видом. Движения Марины и Серёжи не танец, ребята скорее дурачатся, прерываясь только на поцелуи и пробежки до бара.

– Два по три! – кричит бармену Марина. Бородач поднимает десять пальцев вверх, и девушка утвердительно кивает головой.

С двадцать второго этажа его квартиры город похож на микросхему с миллионами огоньков. Марина курит, сидя на краю балкона. Серёжа стоит к ней лицом, держит рукой за джинсы – хоть какая-то подстраховка. Он напевает – грустно, душевно, хорошо.

– Тебе нужно заниматься пением профессионально, – Марина говорит максимально серьёзно.

– Только в моём универе я знаю двух человек, кто намного талантливее меня. А сколько их в городе, стране, мире…

– Ну и что! Тысячи людей снимают кино лучше, чем ты!

– Да, но не в моём универе, – Серёжа целует Марину в шею и стаскивает её с перилл.

– Милый, не сравнивай себя ни с кем. Ты один такой.

– Это просто ты добрая и хорошая! – Серёжа выкидывает окурок с балкона.

– Хэй, а если пожар?

– Говорю же – хорошая. Хорошая-хорошая-хорошая! Моя!

Марина поворачивается спиной к Серёже, они занимаются любовью. Перед её глазами город, пустота, вечность.

Марина сидит на полу в душевой кабине, стекло запотело. Тени и помада стекают по её лицу, шее, груди. Дверь открывается – внутрь проныривает Серёжа.

– Давай я тебя намылю!

– Ну уж нет! Тогда мы точно отсюда не выйдем!

Серёжа игриво кусает Марину за плечо. Его ресницы моментально слипаются от воды и блестят.

В такси Марина лежит на коленях любимого, затягивается косяком и пускает колечки вверх. Дым упирается в потолок и рассеивается по салону. Серёжа гладит её ещё влажные волосы. Пожилой таксист косится на ребят в зеркало заднего вида, он недоволен, но молчит.

Их озеро сегодня особенно спокойно – так бывает только на рассвете. На берегу нет людей, нет птиц, нет ветра. Серёжа снимает свою рубашку и кидает на влажную землю. Они сидят молча, тесно прижавшись друг к другу. Первый кусочек солнца показывается на горизонте. Марина видела это сотни раз – смотреть на Серёжу ей куда интереснее.

– Столько выпила и всё равно рефлексирую.

– Послушай, пророки никогда не говорили: «Я обещаю», а только: «Я свидетельствую», потому что… Не знаю, как объяснить, но это намного сильнее. Вроде как «обещаю-обещаю». Так вот, я свидетельствую – всё будет хорошо!

– Откуда ты знаешь? Ты ведь ещё совсем маленький!

– Мне нравится, когда ты жмуришься…

– Это я представляю, что у меня в голове фотоаппарат и когда я делаю глазами вот так – изображения сохраняются в памяти навсегда… Хочу, чтобы ты остался там навсегда… И это солнце, и озеро в его свете, и даже то, как камень впивается в мою ягодицу, и что он – совсем не тёплый… Просто ледяной.

Серёжа и Марина идут под палящим солнцем по трассе. Ни одного деревца, ни одной машины.

– Я дурак! Надо было не отпускать таксиста. Теперь сюда никто из них не поедет…

– Представь, что случился конец света и мы с тобой остались вдвоём. Больше нет ни одного человека – все вдруг взяли и исчезли.