Салфетка, смоченная ледяной водкой, слегка успокоила огонь, который ощущался на месте укуса.

– Прижми, – приказал Бато и дал другу марлевую салфетку. – Че тебя наружу понесло? По нужде, что ли?

– Да нет, – скривился Алексей, послушно прижимая марлю к шее. – Шаги услышал, вылез, а тут волк стоит, – он вкратце рассказал Бато, как все получилось.

Тот удивленно покачал головой.

– Н-да… Где это видано, чтобы волки растяжки обходили! Мистика! А этот «черт» с камня на тебя спрыгнул, – Бато сооружал на месте укуса подобие нашлепки. – Я там посмотрел вокруг. Это он возле палатки топтался. Ты не видел, это та же тварь, которая вчера была? Или другая?

– А я почем знаю? У меня же на затылке глаз нет! – Алексей хотел пожать плечами, но сдержался из-за боли, зашипел. – Елы-шпалы, да они же все на одно лицо! Сами здоровые, морда красная, башка вытянутая, пасть маленькая. Буркалы черные, носа нет. Дышат, надо полагать, ушами или глазами, или еще чем-нибудь… Задницей, например! Чтоб их… Будь у него пасть побольше, он бы мне башку сразу откусил! Давай уже скорее, холодно!

– Вот! По первому разряду! – Аюшеев прикрепил последнюю полоску лейкопластыря, полюбовался.

Алексей пощупал «компресс», поморщился, хотел встать, но Бато удержал его.

– Не спеши! Щас еще пробоктал вколю! А то мало ли какую заразу он тебе занес! А пробоктал все убьет.

– Лишь бы пробоктал меня не убил! – горько пошутил Карабанов.

Он стоически перенес укол антибиотика, напялил бронежилет, надел куртку, застегнул замок до самого верха, чтобы поскорее согреться.

– Надо бы пожрать чего-нибудь, – сказал он, снова ощутив в желудке голодные спазмы.

– Щас чаю сделаю, – ответил Бато. – Где котелок?

– Ты осторожнее там! – посоветовал Алексей. – Этот сучок никуда не делся. Тут бродит!

– Ну надо полагать! – ответил Бато, осторожно расстегивая полог.

Алексей взял «Нортон» наперевес, но снаружи никого не оказалось.

….Через полчаса они уплетали армейский завтрак в брикетах. Завтрак оказался лучше, чем ужин: между двумя кусками хлеба было некое подобие котлеты. В палатке остро пахло кофе. Потом они быстро распихали по рюкзакам вещи, сняли, тщательно вытряхнули и скатали заиндевевшую на морозе палатку. Бато снял уцелевшие растяжки.

Через десять минут друзья снова шагали по припорошенному снегом льду Хангарока. Аюшеев шел впереди, Карабанов – следом. Иногда он оборачивался назад и окидывал взглядом неприветливую, молчаливую долину. Солнце неторопливо карабкалось вверх по белесому зимнему небу.

Алексей шел и вспоминал, как они здесь оказались.

….В то раннее утро он проснулся от ослепительно-яркого солнечного света, падающего из окна, и почувствовал зверский приступ голода. Риты рядом не было. Пахло кофе, на кухне скворчало, бубнил телевизор. Алексей, в один момент осознав, что этот день – последний перед отправкой на фронт, что в три часа ночи у него поезд до Омска, вскочил, босиком прокрался в коридор, заглянул на кухню. Рита стояла спиной к нему у плиты. Солнце освещало ее фигуру, просвечивало сквозь кружевное белье – то ли накидку, то ли халатик, ни один нормальный мужик, если только он мужик, не в состоянии запомнить всех этих названий!

«Однако!» – мелькнуло у Алексея в голове при одном взгляде на Риту. И это «однако» сейчас выражало восхищение.

Он бесшумно подкрался к Рите, встал за спиной, поцеловал в плечо, с которого сползла бретелька, заглянул через него. На плите скворчал омлет.

– Привет! – Рита улыбнулась, мельком глянув на него. Слух у нее был превосходный, и она, конечно же, услышала и скрип пружинного матраса, и поскрипывание половиц.