Сколько себя помнил, он всегда был здесь, в Петрихирхе. Иногда покидал свою маленькую келью и уходил на полверсты вверх по проспекту. И не потому, что дальше ходить было запрещено. Просто не хотелось. Яков уставал от назойливого внимания окружающих. Мальчишки-газетчики смеялись и показывали на него пальцами:

Рыжая немчура

С бородавкой на носу

Уплетает колбасу!

Бородавки никакой у него не было, и колбасу Яков не любил. Но он сжимал кулаки от бессилия и злости. С каким удовольствием он бы отмутузил этих мерзавцев. Особенно, если бы был высок, статен и красив.

Русские вообще не любили немцев. И даже если здоровались и кланялись, то все равно их не одобряли и за их спиной ехидно шушукались. И даже само слово «карлик» в русском языке происходило от немецкого имени Карл. Конечно, Яков ненавидел это имя всеми фибрами души. Знал ли он, что когда-нибудь это звук этого имени станет для него прекраснее органной музыки? Конечно, нет. Он вообще не хотел думать, о том, что будет. Ему бы выжить сейчас в этом враждебном, жестком мире, полном насмешек и унижения.

Прихожане Петрикирхе или жалели мальчонку и гладили по голове, или смотрели сквозь него. Словно бы его и не было вообще. Как такое вынести ребенку? Хотелось бежать домой и спрятаться в келье, чтобы никто не видел его уродства. Каждый раз он собирал волю в кулак, чтобы выйти на улицу. Но запаса мужества хватало ненадолго. Поэтому и уходил Яков недалеко. Всегда вверх по проспекту – к Вольфу и Беранже, чтобы полюбоваться на выставленные в витринах диковинные пирожные, потом к букинисту Шульцу, порыться в книгах.

Но больше всего манил Якова дом часовщика Буре. В роскошный, с сияющими витринными окнами магазин его не пустил бы толстый швейцар в синей ливрее. Зато со двора мальчишке не составляло никакого труда проскользнуть в мастерскую, где трудились часовщики – меняли стрелки, чистили механизмы, полировали корпуса. Хорошие часы всегда требуют уважительного отношения и особенного ухода.

Там мальчик часто оставался до самой темноты, пока не погонят мастера. Яков, открыв рот смотрел за их работой и завидовал им. Ведь они прикасаются к чему-то очень важному, красивому тщательно выверенной, точной, совершенной красотой. Карлик мечтал стать часовым мастером, настолько великим, что это мастерство сумеет заслонить его уродство. И тогда все станут его уважать, и, может быть, кто-то даже полюбит.

Мальчишка услужливо принялся наводить чистоту в рабочем цеху. Он снимал нагар со свечей, тщательно выметал мелкие металлические опилки и уносил использованную промасленную ветошь. Его и не прогнали. Вскоре мастера привыкли к Якову и даже стали давать ему мелкие поручения. Например, отполировать кусочком замши часовые детали – ангренаж или анкер.

У мальчика был любимый мастер – старик Матвей, за работой которого он был готов наблюдать вечно. Были у него и любимые часы – фабрики Буре со стрелками Дофин, в виде удлиненного треугольника. Роскошные часы. С ручательством на четыре года. Когда их приносили в чистку, мальчик буквально прилипал к столу часовщика, любуясь часовым механизмом, совершенным, как капля росы.

Если интересных часов в чистке и починке не было, Яков шел в лавку букиниста Штольца и прибирался там, за что ему потом дозволялось рыться в книгах сколько душе угодно. Штольц жалел беднягу карлика и был с ним добр.

Как то добрый старик дал ему почитать книжку Гауфа «Маленький мук». Но она Якову совершенно не понравилась. Ведь в книжке мальчик родился красивым, а карликом стал ненадолго. А потом Мук волшебным образом вернул себе прежний облик и зажил себе счастливо. Яков же родился уродцем, таким и умрет.